Мне, разумеется, интересно знать, как Ивана Степановича будут на весь Советский Союз уговаривать, чтобы он так не делал. Если даже его предупредят или выговор дадут - я согласен. С волнением читаю о судах над жуликами. Но иногда, милый дедушка, и меня сомнение берет: стоит ли много писать о таких безобразиях? Может, правду говорят - это чтение будет вредным, особенно для молодого поколения?
Вот, например, в нашем доме прекрасный лифт, даже с излишеством - весь под орех разделан. К сожалению, не только разделан, но и разрезан. Местные художники так приладились его ножами резать, что в иных местах просто кружево сделалось. Кто знает, может быть, эти художники читали фельетоны и думают. "Если вы, старшие, о себе такую заявку даете, так и мы постараемся!" Но допустим, что я рассуждаю слишком прямолинейно, фельетонов и очерков они не читали, а все-таки отрицать влияние печати нельзя.
Недавно, гуляя по стогнам нашего Юго-Запада, я услышал такую речь:
- Что это у тебя лицо сегодня такое абстрактное? Может, недобрал?
А вчерашний день был воскресенье. Значит, помнят наши районные пьяницы, что на свете есть абстрактная живопись, слыхали об этом, хотя не всякий даже парижанин может похвастать такой информацией. Вот интересный предмет для лингвиста или социолога! Слово "абстрактный" прочно вошло в быт и применяется народными массами в самых различных, весьма неожиданных значениях. А все потому, что печать уже много лет трубит о страшных абстракционистах, так что через эту информацию, говорят, и у нас теперь бородатые молодые гении завелись. Иначе откуда бы им знать? В прежние патриархальные времена никто об этих страстях у нас понятия не имел. Такой был порядок, что ни один заяц с другой стороны не перескочит. Сей же час его, как вы, дедушка:
- Держи, держи... держи! Ах, куцый дьявол!
Но теперь уже не то, другие времена и разговоров много - все рассуждать стали, у каждого свое мнение, а то и два...
Что же в таком случае делать, если очерки и фельетоны о безобразиях необходимы? Мне кажется, что более общие выводы нужно делать и поскорее, время не терпит. Тем хороша эстетика, милый дедушка, что нет в ней этого газетного академизма - выводы близко, вот они, здесь, под рукой.
Какие же это выводы? Надо подумать. Вот послушайте народный рассказ из старой хрестоматии для детей.
Нашел мужик в дупле гнездо лесных пчел. Сделал зарубку на дереве и думает: "Как бы медведь не проведал! Косматый любит сладкое". И придумал такую шутку. Веревку от пояса отвязал, колоду в лесу нашел. Привязывает ее к дереву за оба конца, чтобы она пониже дупла висела, а сам домой пошел.
Вот приходит на запах медведь. Полез - совсем близко мед, только колода мешает. Он ее несильно лапой толкнул, а сам дальше лезет. Опять колода мешает, по голове бьет. Медведь уже в сердцах ее подальше толкнул - она обратно летит. Тут озверел косматый, как махнет ее лапой, а колода трах его по голове и оглушила. Упал медведь, под деревом лежит. Мужик пришел, обухом его совсем убил. "Будет, говорит, мне и шуба, и мед!".
Кто виноват в этой мрачной истории, скажите, дедушка? Ну, конечно, виновата колода - зачем она по голове била. Потом мужик виноват, он хитер, изворотлив. Но, кажется, нельзя совершенно оправдать и медведя. Надо же было ему вступить в неравный поединок с механикой твердых тел!
Если вас не прельщают лавры медведя из хрестоматии для маленьких детей... А зачем это нужно? Если вы хотите достигнуть цели... Ясное дело, хотим. Тогда откройте уши и слушайте внимательно диктат действительности. Кто это сделает - ну, хоть на самую малость и с любыми даже намерениями тому и достанется мед.
Тут не "созерцательность" какая-нибудь, не преклонение перед объектом, а прямой закон великого мировоззрения, лежащего в основе Октябрьской революции. Самая большая опасность для всякой глубоко народной революции состоит в желании людей поправить диктат действительности во имя их революционной воли, государственной целесообразности и всякой пользы. Никто не будет спорить, что стремление к целесообразности - один из главных мотивов человеческого действия, а чтобы достигнуть цели, нужно, понятное дело, сильно к ней стремиться. Здесь воля чувствует себя в своем праве, но, по опыту жизни, она должна быть "разумной волей", знающей объективное содержание дела и не только на словах. Иначе самая напористая целесообразность может превратиться в нечто прямо противоположное, то есть станет источником полного беспорядка и бесцельных потерь.
Это верно, что целесообразность выше всяких формальных соображений. Но как же нам узнать, что именно будет целесообразно в данном случае? Этого заранее знать нельзя, и никто вам этого не скажет, без действительного знания объективной истины, независимой от человеческих целей. Допустим, вы хотите принести пользу собаке, сказал Маркс. Для этого нужно изучить собачью природу, а не конструировать ее, исходя из принципа пользы. Но как ни понятно все это, ну, прямо из хрестоматии для школьников, есть, стало быть, причины, заставляющие взрослых людей думать, что они хитростью или усилием, организацией или приказом и особенно твердостью воли сумеют любую объективную истину на своей лад повернуть. В частных делах это бывает: "Сумел!", говорят, и все. Победителей не судят. Когда же эта психология по каким-то, тоже объективным причинам, на более широкие дела переходит, то держись и не жалуйся. Хорошо еще, если жив остался, а дело все равно переделывать надо.