Так что же заставляет сейчас сердце биться столь учащенно?
Все! И главное… Советские люди первыми открыли дорогу в космос. Первые искусственные спутники Земли. Ракеты, смело направленные к Луне. Все это дело рук народа—умельца, который после Великого Октября широко и гордо расправил плечи, вместе с родной партией, выпестованной Владимиром Ильичом Лениным, шел от победы к победе. Ракеты космолеты — это лишь первые шаги. А теперь оживление Луны, полет на Цереру…
Моя могучая Советская Родина, сколько славных дел свершишь ты еще в будущем!
Медведев вздохнул полной грудью. Ну, что ж — в добрый час!
— Приготовиться к отлету! — скомандовал Медведев и нажал кнопку. Во всех рубках загорелись фиолетовые лампочки.
Одетые в, белые космические костюмы, с прижатыми, к лицу кислородными масками все восемь космонавтов лежали в креслах. Вероятно, перед отлетом в космос они переживали то же самое, что и их капитан, но только каждый по—своему.
Включив автопилот и регулятор ускорения, Медведев опустил руки на рукоятки кресла так, что пальцы легли на кнопки и рычаги управления. Вот он устремил взгляд на секундную стрелку, которая мелкими скачками двигалась по циферблату. Он ждал, когда она дойдет до намеченной секунды. Десятки приборов мерцающими огоньками лучше всяких слов говорили, что могучие силы атомных двигателей уже пробудились и лишь ждут мгновения, чтобы с потрясающей энергией вырваться наружу.
«Вперед!» — мысленно произнес Медведев. Стрелка достигла последнего деления. В тот же миг будто невидимое чудовище навалилось на него, сдавило голову, прижало к сидению. Дышать стало трудно, руки отяжелели, ноги стали совсем чужими. И лишь сознание по—прежнему оставалось ясным.
А в это время длинные желто—красные языки пламени вырвались из хвостовых дюз обеих ракет и закружились в огненном вихре.
Скользнув по стапельным рельсам ажурной пушки, космический корабль беззвучно покинул станцию и исчез в черном небе, оставив за собой лишь светлый след. Окружавшая его безвоздушная среда скрыла и. не дала распространиться тому грохоту и могучему реву, которые издали атомные двигатели корабля.
В космосе все совершается бесшумно. Но это не преуменьшает величия творящегося там и тех колоссальных скоростей, с которыми движутся все тела. Так и «К. Э. Циолковский», преодолевая земное тяготение и притяжение Солнца, устремился в неизведанные бездны космоса.
На этот раз, как показалось Медведеву, тиски ускорения, схватили его сильнее и дольше держали в своих цепких объятиях. Посматривая на показания электронного вычислителя скорости, он с нетерпением ждал, когда корабль достигнет расчетной скорости в тридцать километров в секунду.
От продолжительного воздействия перегрузки Медведев начал уставать. Лоб покрылся испариной, в висках стучала кровь, и все сильней хотелось вздохнуть как будто сдавленной грудью.
— Противный спрут! — обругал он силу перегрузки.
Строгие и бдительные контролеры полупроводниковых автоматов вносили нужные коррективы в работу атомных двигателей. Стрелка регулятора ускорения, слегка вздрагивая, стояла в левой стороне шкалы, очерченной синим цветом, и не переходила за красную черту. Ускорение не превышало предела, опасного для здоровья и жизни людей.
Наконец нужная скорость достигнута. Преодолевая тяжесть, давившую на руку, Медведев готов был нажать на красную кнопку, но тут почувствовал, как «ускорение» ослабило свои медвежьи объятия.
Двигатели смолкли, исчез отдаленный гул. В наступившей невесомости стало так легко, будто с плеч свалилась гора.
Дальше корабль, нацеленный на бесконечно далекую и малую планету, двигался по инерции с приданной ему космической скоростью, удаляясь одновременно от Земли и Солнца.
Оторвав взгляд от экрана локатора, Медведев проверил работу приборов. Потом он по фототелефону связался с атомной рубкой.
— Армен! Зайди ко мне, — сказал он Хачатурову.
По пути к капитану Армен заглянул к Дубравину.
— Как самочувствие, душа моя? — весело осведомился он.
Дубравин не ответил. Он сидел перед панелью радиостанции, на которой светились «глазки», и громко, возбужденно передавал по радио:
«Земля! Земля! Говорит космический корабль „К. Э. Циолковский“. Покинули станцию. Все в порядке. Уверенно идем к цели. Горячий привет из космоса!»
— Ай, молодец! Правильно передаешь — Хачатуров, восторженно махнув рукой, пошел по узкому коридору к броневой двери, обитой мягкой, но очень прочной тканью.
Нажим на кнопку — и дверь бесшумно раскрылась. Можно следовать дальше. Гравитонит слегка притягивал Хачатурова к полу и обеспечивал достаточную устойчивость при движении по кораблю. Но все равно из—за малой весомости космонавту в движениях надо было соблюдать осторожность гораздо большую, чем, допустим, водолазу, если бы он спустился на дно моря без свинцовых подошв. Кроме того, Хачатурову, как и всем остальным членам экипажа, сохранять равновесие помогали черные облатки под ушами. В них заключался микротормоз из гравитонита. Он удерживал в нижнем положении отолиты внутреннего уха. Это предупреждало переутомление нервной системы и возникновение у космонавтов болезни невесомости.
Минуя одну за другой непроницаемые переборки, Хачатуров медленно продвигался по коридору. Двери за ним закрывались автоматически.
«Загляну—ка в рубку к Даниловой», — подумал Хачатуров.
И только открылась дверь, как его постигла неудача. Армен по—богатырски чихнул. В тот же миг его тело описало необыкновенное сальто.
— Очень ловко, Армен! — рассмеялась Данилова. — Ты, оказывается, обладаешь незаурядными акробатическими способностями. Еще один такой пируэт, и ты…
— Дорогая Танюша, зря смеешься, — перебил ее Хачатуров.
— Нет, ты постой! — с серьезным видом продолжала шутить девушка. — Если один твой чих обладает такой реактивной силой, то для посадки на астероид тебе не потребуется расходовать гравитонит. Ты вполне обойдешься своими энергетическими ресурсами.
— Ох, и насмешница же ты! Смотри, доложу Медведеву, — пригрозил Хачатуров — К нему иду.
К таким подтруниваниям друг над другом космонавты привыкли. Сколько раз на «Комсомолии» неловкие движения кого—либо из них вызывали веселый смех, и не перечесть комичных случаев, о которых нельзя было вспоминать без улыбки.
— Чем обрадуешь, Армен? — спросил Медведев Хачатурова, когда тот появился в капитанской рубке.
— Дело идет. Двигатели работали великолепно. Автоматы действовали безотказно. Наша половина экипажа перенесла отлет хорошо. Я был у всех. Сейчас узнаю, как дела на другой половине корабля.
— Отлично! Передай им, чтобы обязательно отдыхали. Потом заступят на вахту и сменят нас. Ты тоже отдыхай. Будешь, так сказать, в резерве.
— Слушаюсь, капитан!
В коридоре Хачатуров встретил Дубравина, направлявшегося к Медведеву, чтобы доложить о принятых на корабль радиограммах.
— Поздравляю, душа моя! — обнял Хачатуров друга. — Теперь—то будь уверен — памятник нам непременно поставят. Огромный такой! И напишут на нем золотом: «Завоевателям космоса». Ты понимаешь? Завоевателям космоса!
— Это как понимать? Как надгробную эпитафию? — иронически спросил Дубравин.
— Ты ишак! Радоваться, торжествовать надо! И кричать — ура!
— Рано, Армен, разошелся. На обратном пути на этом же месте Вселенной, ты, пожалуй, сможешь и кричать. А пока перед нами сотни дней напряженной работы да почти пятимесячная дорога назад. С чем мы можем друг друга поздравить, так это с благополучным началом космического путешествия. Об этом нам и с Земли радируют. И, наконец, последнее. Запомни, дружище, памятников при жизни ставить не полагается, — назидательно проговорил Дубравин.