Но больше всех, казалось, было забот у Грачева. Он собирался взять с собой вечнозеленые бобы и рассаду овощей, акклиматизированных на станции.
— Предполагаем путешествовать два месяца. Не превратились бы они в два года, — говорил он полушутя своим помощникам. — Растения — это жизнь. Значит, надо ими запастись вдоволь.
Закончив обход оранжереи и переодевшись, Грачев зашел в салон отдохнуть. Однако желанное успокоение не приходило. Биолог сел за стол, вытащил из кармана записную книжку, куда бисерным почерком заносил данные о своих опытах. Перелистав несколько страничек, он поспешно встал и начал в раздумье прохаживаться по салону. Подошел к иллюминатору, окинул любовным взглядом длинную оранжерею, поблескивавшую зелеными и синими стеклами светофильтров. Оплетенная черной спиралью гелиоотопления, оранжерея причудливо выставила во все стороны большие воронки уловителей космической пыли.
«Может ли космическая пыль явиться почвой или хотя бы служить удобрением для растений?» — уже в который раз подумал Грачев. Над разрешением этой загадки он бился довольно длительное время. Опыты, поставленные им, дали кое—какие положительные результаты.
В салон вошла Таня. Грачев, приветливо улыбнувшись протянул ей руку и помог сесть в кресло. Потом принялся рассказывать про свои опыты. Говорил он с увлечением, подробно, не упуская ни одной детали, зная, что Данилова всегда была его терпеливой слушательницей.
— Ты хочешь вывести растения, которые смогут расти на корабле и служить пищей для космонавтов?
— Совершенно верно! Тогда проблема питания не могла бы являться препятствием даже для многолетних путешествий по Вселенной. — А это идея! — словно спохватившись, обозвал на полуслове свои объяснения Грачев, — как ты смотришь, если я заберу на корабль рассаду. Может, и в твоем багаже найдется для нее место?
— Разве меня нужно об этом спрашивать? — девушка вопросительно посмотрела на биолога. — На то есть капитан. К тому же в списке разрешенного к погрузке твои плошки с растениями не значатся, — уже полушутя заключила она.
— Плошки! — Грачев досадливо поморщился. — Это же необходимые для вас витамины. И знай, для всех моих овощей, кроме солнечного света, ничего не нужно.
— Как не нужно? А воздух, вода, удобрения? И место! — в глазах Даниловой снова промелькнуло лукавое выражение. — Ты что же, Саша, хочешь превратить мою астрономическую рубку в оранжерею, а меня в огородницу? Нет, извини, пожалуйста! В этой роли появиться на Марсе я не собираюсь.
— Таня, ты смеешься над моими трудами!
— Откуда ты взял? Просто хочу сказать: поговори на этот счет с Медведевым. Все зависит от него.
— Опять Медведев! — Грачев обиженно пожал плечами, — только и слышу от тебя. Часто вы с ним встречаетесь. Уж не любовь ли у вас?
Наступило молчание. Грачев почувствовал себя неловко, поняв, что сказал лишнее. Таня не отвечала. Пальцы ее теребили кончики носового платка. Затем она встала и неторопливо, раздумчиво проговорила:
— Любовь? Все может быть, Саша, — и направилась к выходу.
— Куда же ты, Таня? Посиди! — пытался было остановить ее Грачев, но девушка уже вышла из салона.
Минуя одну за другой стальные двери в воздухонепроницаемых переборках, Таня направилась в свой рабочий кабинет.
В коридоре обсерватории с ней столкнулись два радиста.
— Что с вами? Вы так спешите, что можете с ног сбить, — пожурила их Данилова.
— Извините. Есть от чего потерять голову! — возбужденно заговорил один из космонавтов.
— Скажи, Дубравин, прямо—таки чрезвычайное происшествие! — перебил его другой радист. — Понимаете? Принимая очередные радиодепеши, неожиданно на ультракоротких волнах мы поймали какие—то таинственные сигналы.
— Сигналы? — удивилась Данилова. — Чьи же они, откуда?
— В том—то и загвоздка. Радиосигналы, как нам кажется, идут из космоса, с очень далекой планеты. Но это пока лишь наше предположение.
— Хорошо! Пойдемте ко мне в рубку, — предложила Данилова радистам, заинтересовавшись их сообщением. — Там и поговорим.
— Дней восемь назад мое внимание привлекли переливчатые, но строго размеренные звуки, принятые приемником дальней связи, — начал рассказывать Дубравин. — Мне удалось вслушаться в них. Затем на этой же волне я уловил расплывчатую мелодию. Хотел запомнить ее, но она тотчас исчезла. Больше не слышал ничего похожего несколько дней и уже готов был считать все эти звуки игрой своего воображения…
— Он опасался, что над ним станут смеяться, — заметил второй радист. — Уже не раз на Земле и у нас, на «Комсомолии», радисты ловили различные радиошорохи, в которых им слышалась какая—нибудь ключевая периодичность сигналов.
— Подожди, не перебивай. Но вот на днях в приемнике снова возникли знакомые переливчатые звуки, а за ними раздалась еле—еле слышимая мелодия. Она прекратилась так же внезапно, как и началась. Обо всем этом я рассказал своему помощнику. — Дубравин показал на товарища. — Мы вместе начали ловить таинственные сигналы. Четыре дня безуспешно охотились за ними. А вот сегодня, совсем недавно, они повторились.
— Я слышал их ясно! Позывные, волна, тон передачи и трижды повторяющаяся мелодия не могут принадлежать ни одной из известных нам радиостанций, — пояснил радист.
— Что они неземного происхождения, — за это ручаюсь головой! — убежденно проговорил Дубравин.
На межпланетной станции Василий Дубравин появился недавно, но уже успел прослыть человеком, хорошо знающим радиотехнику. В семнадцать лет получив среднее образование, он не стал поступать, как многие другие его сверстники, в институт, а уехал на Урал. Ему хотелось жить самостоятельно. Расторопность и деловитость помогли юноше определиться в одну из геологических экспедиций. Сначала рабочим, потом десятником он проработал там семь лет и стал опытным геологом—разведчиком. Еще со школы интересуясь радио, он оценил на практике, в экспедиции, значение радиосвязи и продолжал посвящать радиоделу все свободное время. И там, на Урале, используя долгие зимние вечера, Дубравин сумел заочно окончить полный курс радиотехнического института, Свою новую службу с дипломом инженера он начал на космодроме, но вскоре был направлен на «Комсомолию».
Данилова внимательно слушала радистов. Их нервное состояние передалось и ей.
«А если они действительно поймали сигналы? Что же тогда они могут означать — спрашивала она себя. — Разрешением этой загадки следует заняться всерьез».
— Мы приготовили чувствительные магнитофоны, чтобы записать на пленку сигналы, — словно поняв ее мысли, сказал Дубравин.
— Самое важное и трудное, друзья, определить, откуда исходит радиопередача. Я настрою свои радиотелескопы на волну сигналов, — пообещала Данилова, — а вы ловите их. Судя по вашему сообщению, повторение сигналов нужно ожидать не ранее, чем на пятый день. Как только они возникнут, запеленгуйте их и укажите мне угловые величины направления ваших антенн. Тогда легче засечь планету, откуда исходят сигналы.
Сигналы повторились, как и предполагали космонавты только через четыре дня. Их засекали и записывали. Сначала Даниловой показалось, что их передают с Марса. Но когда приняли третью передачу, пришлось изменить первоначальное предположение. И, наконец, Таня установила твердо: сигналы посылает Церера!
— Церера — это малая планета, не имеющая правильной сферической формы, — объясняла Данилова собравшимся у нее радистам. — Ее диаметр равен всего лишь семистам восьмидесяти шести километрам. По предположениям астрономов, она представляет один из обломков некогда существовавшей десятой планеты солнечной системы. Причины разрушения этой планеты неизвестны. Но установлено, что она обращалась между Марсом и Юпитером, примерно там, где сейчас находится кольцо астероидов. Существует миф о гибели Фаэтона, которого Зевс в гневе поразил молнией и куски разметал среди звезд. Потому астрономы и назвали именем Фаэтона исчезнувшую планету. Из числа ее осколков Церера является самым большим астероидом. Сила тяжести на нем в тридцать раз слабее земной.