— Интересно, какое расстояние до Цереры?
— Наименьшее расстояние от нее до Земли равно двумстам шестидесяти миллионам километров. Предложите земным радиостанциям тоже попытаться поймать сигналы с Цереры.
— Мы уже радировали на Землю и спрашивали. Никто там не слышал сигналов, — ответил Дубравин. — Да и мудрено, чтобы хоть одна земная станция услышала их. Высокие ионизированные слои земной атмосферы, становятся непреодолимой преградой для слабых радиоволн с этой далекой планеты.
— Тогда, друзья, докладывайте адмиралу о принятых вами радиосигналах, — заключила Таня.
Адмирал межпланетной станции Дмитрий Иванович Крепов был невысокого роста, ладно сложенный человек, уже начинающий полнеть, как часто это случается у людей с возрастом. Крепов немедленно переслал на Землю обстоятельный доклад радистов и просил привлечь к расшифровке загадочных сигналов лучших ученых.
Миновало после этого более месяца, но содержание передачи из космоса по—прежнему оставалось глубокой тайной.
Более того, в один из звездных дней космонавты на «Комсомолии» снова пережили волнующие часы. Радиосигналы перестали поступать.
— Товарищ адмирал! Сегодня должна быть передача, но ее нет! — докладывали встревоженные, сбитые с толку радисты.
— Установите на рации дальней связи круглосуточное дежурство, переключите на нее все усилительные устройства! — распорядился Крепов, у которого мысль о далекой планете и звуках с нее тоже не выходила из головы.
Прошло еще дней десять.
Чего только не предпринимали радисты за это время. В надежде услышать знакомые позывные, они блуждали по всем диапазонам приема и всячески усиливали все радиозвуки, поступающие из космоса. Но тщетно! Десятая планета молчала.
Мелодию таинственных звуков радисты «Комсомолии» заучили наизусть и в свободные от дежурства часы, сидя в салоне, частенько напевали странный мотив. Что мог означать он?
На Земле тем временем продолжалась кропотливая работа по расшифровке полученных с Цереры сигналов, которые не походили ни на человеческую речь, ни на условные обозначения типа телеграфной или нотной азбуки.
Сколько всевозможных соображений высказывалось в ходе работ! Конечно же, не обходилось без жарких опоров и дискуссий.
— На Церере, несомненно, живут разумные существа! — доказывал один из ученых. — Но мне кажется, что их язык, на основании данных, которыми мы располагаем, постичь невозможно. Нужны более основательные сведения.
— Не согласен с вами, уважаемый коллега! — горячился другой. — Мы должны расшифровать это послание. Надо найти только ключ, тогда электронные машины раскроют смысл сигналов.
— А я думаю, — предполагал третий ученый, что язык этих инопланетных жителей по обилию звуков подобен китайской азбуке. Она же насчитывает тысячи иероглифов…
Но пока ничто не приближало ученых к разгадке сигналов. День за днем лишь множилось число отвергнутых способов расшифровки.
По графику отпусков, который на межпланетной станции выдерживался строго, подошло время отдыхать Дубравину, и он улетел на Землю.
В Москву Дубравин прибыл в субботу. С бьющимся сердцем бродил он по улицам и площадям столицы, вглядывался в лица прохожих. Мимо шли люди, празднично одетые, веселые, оживленные. Они толпились у магазинов, кинотеатров, спешили куда—то. Может, в парк, на стадион, за город, на свидание… Жизнь шла своим чередом.
«А я куда? — подумал Дубравин и решил: — Поеду—ка в клуб космического института!»
В этом клубе, где по субботам и воскресеньям выступали лучшие артисты, кроме профессоров и слушателей института, зачастую можно было встретить и космонавтов. Приезжая в Москву, они непременно заглядывали туда, чтобы повидаться со своими преподавателями, друзьями, товарищами по труду.
— Вася! — вдруг услышал Дубравин свое имя и быстро оглянулся.
Повернувшись к нему в пол—оборота, у зеркала в вестибюле стояла полная девушка и поправляла светлые шелковистые волосы. Это была инженер Ярова, включенная в состав экспедиции на Марс.
— Здравствуй, Женя! Вот так встреча! Признаться, не ожидал увидеть тебя здесь, — обрадовано проговорил Дубравин и крепко пожал руку девушки. — Слышал, что ты хочешь лететь на Марс.
— Ты не ошибаешься. Давно ли с «Комсомолии»?
— Хожу по Земле буквально только с утра. Прилетел сегодня. Да, могу порадовать! Подготовка корабля завершена. Тебя на нем поджидает уютный кабинет, битком набитый автоматикой и медициной. Ты же собираешься совмещать и обязанности врача…
— О делах потом. Разве не знаешь, клуб предназначен для отдыха, — Ярова улыбнулась. — Кстати, не назначено ли у тебя здесь свидание? Ты светишься весь, словно красное солнышко.
— Ну что ты! Сегодня я свободен, как ветер.
— Тогда проводи меня, пожалуйста, в зал. Не хочется быть одной, — откровенно призналась девушка.
Осмотрев выставку картин знаменитых художников, Дубравин и Ярова расположились в одной из комнат отдыха, уютно обставленной мягкой мебелью.
— Почему ты не расскажешь, как вы поймали передачу с Цереры? Это же страшно интересно! — начала разговор Ярова.
— А ты в курсе дела?
— Как же! Сам знаешь, газеты этому событию отводят значительное внимание. Обидно, что принятые вами сигналы до сих пор не смогли расшифровать.
— Признаюсь, меня все это настолько заинтересовало, что я хотел отказаться от отпуска и остаться на станции. Не разрешили! Все вечера перед отлетом на Землю просиживал над копией передачи, записанной на пленку, — Дубравин все более воодушевлялся. — Мне кажется, Женя, что я нащупываю путь к ее разгадке. Пытался перекладывать мелодию передачи на ноты.
— Сыграй, пожалуйста, ее! — попросила Ярова.
Они подошли к пианино, стоявшему у стены. Дубравин осторожно ударил по клавишам. Один раз, другой и тихо стал имитировать странную мелодию, сопровождая свое необычное пение несложным аккомпанементом.
Девушка внимательно вслушивалась в звуки. Она, как и все, тоже хотела проникнуть в смысл таинственных сигналов.
Более часа провели они за этим занятием. Может, сидели бы и дольше, но шум расходившихся из клуба посетителей напомнил, что уже поздно и им тоже пора по домам.
Возвратившись в гостиницу, Дубравин долго не мог заснуть. Опять та же причина, которая в последнее время совсем лишила его душевного покоя. Сигналы с Цереры — они постоянно звучали в его ушах. И даже здесь, в период отпуска, когда бы, казалось, только и забыть о делах.
Неделя, которую Дубравин провел в Москве, оказалась для него не временем отдыха, а напряженной работы. Уединившись в номере сорокаэтажной гостиницы, он почти только и занимался прослушиванием пленки с записанными на ней сигналами с Цереры. То пробуя найти в передаче какой—то такт, то выискивая в ней одинаковые звуки, космонавт буквально ломал голову над раскрытием ее смысла. Не в характере Дубравина было бросать какое—либо дело незавершенным.
Однажды, включив радиоприемник, он случайно поймал американскую передачу. К удивлению Дубравина — он—то хотел отвлечься от навязчивой мысли! — передача была посвящена радиосигналам из космоса.
Дубравин поближе подсел к приемнику, внимательно вслушиваясь в иностранную речь:
«…В конгрессе Северо—Американской федерации поднят вопрос о необходимости срочного атомного вооружения искусственных спутников для борьбы с межпланетной опасностью. Всякое промедление с созданием мощных атомных космических баз может оказаться гибельным для население земного шара.»
Дубравина передернуло.
Оказывается, вскоре после сообщения в советской печати о таинственных сигналах с Цереры падкие на сенсацию радиокомпании западного полушария подняли вокруг всего этого большую шумиху.