– У! А! У! Канеска!
– У! А! У! У! А! У!
Дикарей на поляне становилось всё больше, и каждый из них присоединялся к танцу.
– Ха, так вот как выглядит местная туса, – усмехнулся Николас. – Камень я бы всё-таки заменил дискошаром и добавил бы каких-нибудь напитков. Похоже, они решили устроить настоящий праздник в нашу честь!
– Того парня подвесили умирать над камнем, а ради нас устроили праздник? – усомнилась Бонни.
– Мало ли, что он натворил, – развёл руками Николас. – Мы ведь здесь абсолютно ни при чём.
Женщины племени принесли ещё фруктов и разложили их на поляне. Ник тут же заметил это.
– Бонн, смотри. Всё, что я съел, успешно восполнили. Как думаешь, они нас этим угостят?
– Не уверена, – Бонни поймала на себе пристальный, сосредоточенный взгляд Хассета, и ей стало не по себе. – Почему вождь на меня так странно смотрит? Меня это пугает.
– Может, всё дело в той кислой мине, что ты строишь? Расслабься и повторяй за мной, – Ник стал двигаться в такт звучащей «музыке». – Мы должны поддержать настроение праздника.
Бонни по примеру Николаса стала покачиваться из стороны в сторону, как все вокруг. С опаской она поглядывала на камень в центре поляны, на котором всё ещё были видны следы крови.
– Хочется верить, что эти люди не попытаются нас убить и подвесить над ним.
– Думаю, если бы они хотели, давно бы сделали это, – рассуждал Ник. – Погляди, как все мило улыбаются нам. Выглядит так, будто они хотят с нами подружиться.
Морган очень хотелось бы в это верить, но что-то в глубине души не давало ей покоя. Вдруг один из аборигенов подбежал к Бонни и вручил ей венок из цветов, показывая жестами, что его нужно надеть на голову.
– Это мне? Как красиво! – поблагодарила девушка.
Абориген указал пальцем на их главаря, и Бонни увидела, что и у него на голове появился такой же венок.
– Как приятно! Спасибо! – Морган слегка поклонилась в сторону Хассета и улыбнулась ему.
После танца вождь подошёл к Бонни и Нику, приглашая их к листу с фруктами.
– Отэлаледс сан! – проговорил он.
– О, нам можно угоститься? – Николас подмигнул Бонни. – Я же говорил, это праздник в нашу честь!
На этот раз и Морган не стала отказывать себе в удовольствии поесть. «М-м-м, какие свежие, сочные фрукты!» – думала девушка, сдерживаясь из последних сил, чтобы не броситься на еду, как дикарка. После трапезы главарь протянул ребятам свёрнутые трубочкой листья со словами:
– Отэлаледс!
– И это тоже нам?! – воскликнул Ник. – А что с ними делать?
Хассет взял один лист и сделал несколько жевательных движений челюстью.
– Видимо, он предлагает нам это съесть, – догадалась Бонни, принюхиваясь к листьям в своей руке. – Эм, пахнет не очень.
Вождь угрожающе посмотрел на ребят и настойчиво повторил:
– Отэлаледс!
Николас, заметив появившуюся агрессию во взгляде Хассета, шепнул Бонни:
– Похоже, мы обязательно должны это попробовать, чтобы не разозлить вождя.
– Пожалуй, ты прав, – согласилась Морган. – Судя по его виду, если мы не попробуем, он съест нас самих.
На пару с Ником она стала медленно жевать листья. Они оказались мягкими и сначала были сладкими на вкус, но затем сладость переходила в терпкую горечь. Хассет стоял рядом и не сводил с ребят глаз, пока не убедился, что они проглотили всё, что им было предложено. Покончив с последним листом, Бонни взглянула на вождя и, пользуясь тем, что он не понимает её языка, с улыбкой произнесла:
– Фу, ну и гадость! Ничего более горького и противного не ела!
– А как по мне, вполне съедобно, – так же улыбаясь, проговорил Ник. – Только послевкусие какое-то странное, у меня даже щёки онемели немного…
– А у меня весь рот будто прожгло огнём, – Морган стала трогать свои щёки словно одеревеневшим языком, и от этого заметно поднималось настроение.
В этот момент музыкальные инструменты аборигенов заиграли громче. Люди вокруг задвигались в новом, стремительно ускоряющемся ритме. Хассет подхватил Бонни на руки и опустил в гущу танцующих. Девушка вдруг почувствовала себя как никогда хорошо и свободно. Внезапно возникшее ощущение лёгкости и беззаботности окрыляло её и становилось всё более сильным. Сердце Бонни ликовало от какого-то сумасшедшего веселья, переходящего в эйфорию.
В её крови бушевал адреналин, и её ноги будто сами пустились в пляс.
Уже через считанные минуты Морган кружилась в танце среди аборигенов и кричала от переполняющего её восторга:
– Как же тут здорово!
Окружающий мир замигал и завертелся вокруг неё, отражаясь в сознании множеством разноцветных огней и звуков, которые то тускнели и затихали, то с новой силой вспыхивали вновь. Рядом с Бонни, бесстыдно прижимаясь к ней, двигался в ритме танца Хассет. «А танцует он очень даже неплохо», – решила Бонни, в то время как руки Хассета сначала просто скользили по её талии, а затем стали бесцеремонно блуждать по её разгоряченному телу.