В это время возвратился от траппера сильно озабоченный Блади-Фор и сообщил, что в пути убито много народу.
— Как? Убиты люди? Когда же? — вскричал Фрэнк.
— Это неизвестно. Восемь дней тому назад они вышли отсюда и до сих пор еще не прибыли в пустыню. Вероятно, они утонули.
— Но может быть, они пошли в другую сторону?
— Этого-то я и опасаюсь. Здесь можно пройти только по одному пути, и он так же опасен, как в Сахаре или Гоби.
— В Льяно нет ни колодцев, ни оазисов, к тому же нет и верблюдов, хорошо переносящих жажду. Это и составляет всю опасность, в сущности, незначительного пути, который несравненно меньше азиатской или африканской пустыни. Здесь нет устроенных дорог, и единственный путь, по которому можно проехать; обозначен кольями. Кто потеряет из виду эти колья, обречен на голодную смерть…
— В таком случае не надо упускать из виду колья, — сказал Хельмерс.
— Да, но иногда злоумышленники специально переставляют колья, и путешественники погибают.
— Но разве нельзя возвратиться обратно, когда уже станет ясно, что путь, отмеченный кольями, ложный?
— Тогда уже поздно — они не в состоянии вынести обратного пути и погибают, а разбойники, выжидавшие их смерти, попросту обирают их трупы и скрываются.
Хельмерс хотел что-то возразить, но его внимание привлекло появление нового лица, вышедшего из-за дома. Это был высокий и очень худой человек с цилиндром на голове. Одет он был в черный суконный костюм. Бледное исхудалое лицо вместе с темным одеянием говорили о его духовном происхождении. Он не спеша подошел, дотронулся рукой до шляпы и поклонился присутствующим:
— Если я не ошибаюсь, то попал к господину Хельмерсу?
— Если вам известно мое имя, то позвольте узнать и ваше, — сказал Хельмерс.
— Я Тобиас Буртон, миссионер святых последних дней.
— Следовательно, мормон? Они именно так себя называют. Вы слишком заносчивы и горды, а так как я скромный человек и с вашим образом мыслей ничего общего не имею, то будет самое лучшее, если вы ваши скромные миссионерские шаги направите в другую сторону — и прямо сейчас!
Это были довольно резкие и оскорбительные слова, однако миссионер невозмутимо возразил:
— Вы ошибаетесь, если предполагаете, что я намерен обращать здешнего хозяина в свою веру. Я хотел бы только просить у вас разрешения отдохнуть и утолить свой голод и жажду.
— В таком случае вы можете получить все, что вам нужно, причем, конечно, за все заплатите. Надеюсь, у вас есть с собой деньги?
И он окинул незнакомца строгим, презрительным взглядом.
Мормон поднял глаза к небу, вздохнул и произнес:
— Правда, я не награжден богатствами этого грешного мира, но заплатить за еду, питье и ночлег я могу. Конечно, я не предвидел подобного расхода, так как слышал, что Хельмерс в высшей степени гостеприимен.
— Да? Это кто же вам сообщил?
— Я прямо из Тэйлорсвилла.
— Вам сказали правду, но забыли сказать, что я оказываю бесплатное гостеприимство лишь приятным мне людям.
— Значит, ко мне это не относится?
— Ни в коем случае.
— Но ведь я вам ничего дурного не сделал!
— Все может быть! Но простите меня, сударь, при взгляде на вашу физиономию мне уже делается противно.
Мормон и тут не смутился и со смиренным видом произнес:
— В этом мире участь всех праведников остается неоцененною. Не моя вина, что мой вид вам не нравится. Это уже дело ваше.
— Признаюсь, если бы кто-нибудь сказал мне то, что выслушали вы, он бы неизбежно испробовал силу моей руки. Надо иметь слишком мало самолюбия, чтобы оставаться при этом совершенно спокойным. Собственно говоря, я ничего не имею против вашего лица, но уверен — сами с собой вы совершенно иной, и лицемерие ваше очень противно. Кроме того, мне еще и другое в вас не нравится.
— Могу я полюбопытствовать, что именно?
— Я и сам вам это скажу. Мне очень неприятно то обстоятельство, что вы явились именно из Тэйлорсвилла.
— Разве у вас есть там враги?
— Ни единого. Однако, скажите, куда вы направляетесь?
— В Престон.
— Насколько мне известно, ближайшая дорога туда идет вовсе не мимо меня.
— Да, но я слышал о вас столько хорошего, что жаждал с вами познакомиться.
— Где же ваша лошадь?
— У меня нет лошади.
— Вот как? Не думаете ли вы, что я вам поверил? Вы где-нибудь поблизости спрятали лошадь. Вряд ли причины такой таинственности благовидны.
Пришелец уверял, что он никогда в жизни не сидел в седле и идет пешком, но Хельмерс продолжал настаивать на своем.