— Да, — сказал Чарли. — Я думаю, что все моральные принципы были разрушены у меня, и если я сохранял благопристойность, то лишь вследствие того, что некоторая тяга к живописи еще сохранилась у меня, несмотря на мое нравственное падение. когда я только что приехал сюда, то я не чувствовал никаких угрызений совести и готов был идти по старому пути. Мне было все равно. Но здесь я встретил женщину, самую благородную и самую лучшую, какая только существует на свете. Она прекрасна, умна, обладает возвышенной душой и твердым характером. Она приехала сюда, чтобы зарабатывать здесь средства к жизни со своей сестрой. Ее стремление к независимости и желание жить вне узких рамок условностей было единственной причиной, заставившей ее покинуть Восток и переселиться сюда, на Запад. И вот эта женщина почти спасла меня от самого себя. Я люблю ее и дорожу ее мнением больше, чем всем другим на свете. Я не хотел бы потерять его. Но бывают времена, когда даже ее влияние не может удержать меня. Вот почему я говорю, что она почти спасла меня, почти, но не совсем! Билл, я борюсь, борюсь с собой. И она борется, не зная этого. Передо мной всегда ее прекрасный образ, я вижу ее лицо и ее глаза, смотрящие на меня с укоризной. Этот образ побеждает в большинстве случаев, но не всегда. Подожди, Билл, когда ты увидишь Кэт, то поймешь меня. Я люблю ее бесконечно, а она только расположена ко мне. Она никогда не будет чувствовать ко мне того, что я чувствую к ней. Да и разве может быть иначе? Я думаю, ты знаешь, что я из себя представляю. Каждый, кто знает меня, уверен, что я безнадежный пьяница.
Он сказал эти слова без всякой горечи, без всякого сожаления о себе. По-видимому, он даже не чувствовал стыда, признаваясь в этом. Билл удивлялся. Он никак не мог понять этого. Он постарался представить себе себя самого, делающего такое признание. Что чувствовал бы он при этом? Стыд, невообразимый стыд, хуже этого он не мог себе ничего даже представить, и его доброе лицо покраснело от стыда за брата, который таким образом попирал до некоторой степени его лучшие чувства. Чарли заметил это и с нежностью поглядел на него.
— Не надо, Билл, я не стою твоих сожалений, — сказал он с горечью. — Я знаю, что ты думаешь. Ты не можешь думать иначе. Ты родился сильным, крепким духом и телом. Я же родился слабым, ничтожным. Я вовсе не говорю так, чтобы оправдать себя. Я просто констатирую факт. Посмотри на меня рядом с собой. Мы оба дети одних и тех же родителей. Но во мне есть что-то женственное. Ведь у меня даже нет растительности на лице! Моя мать приходила в восторг, глядя на мои нежные черты лица, на мои тонкие руки с длинными пальцами, и ей нравились моя мягкость и нежность, какие встречаются только у женщины. Она поощряла меня в этом отношении и бессознательно убивала во мне последние следы мужской натуры. Но эта натура все-таки рвалась наружу и когда, наконец, вырвалась, то у меня уже не оставалось никакой нравственной силы, чтобы сдержать ее порывы. Я сделался безвольной игрушкой собственных страстей. Я не мог никогда противостоять соблазнам…
Билл молчал. Привязанность к брату и жалость владели всеми его чувствами. Брат говорил правду, у него не было нравственной силы бороться с собой. Пьянство, со всеми сопровождающими его пороками, сгубило его, и Билл теперь ясно сознавал после пятилетнего отсутствия, что на возрождение Чарли в этой обстановке надеяться не приходилось. Если даже любовь к женщине не смогла спасти его, то что же может его спасти? Ему хотелось сказать что-нибудь такое, что заставило бы Чарли убедиться в неизменной привязанности брата к нему. Но он не нашел подходящих слов и только просто спросил, кто такая эта женщина, о которой он говорил.
— Кэт Сетон, — отвечал Чарли.
Выражение лица Билля сразу изменилось, и он воскликнул:
— Это сестра Элен Сетон?
— Да, но разве ты знаешь Элен?
— Я видел ее по дороге. Удивительно хорошенькая девушка! — вскричал Билл с восторгом. — Серые глаза, светлые волосы. Она была одета так, как будто прогуливалась по Бродвею в Нью-Йорке. Файльс говорил мне о ней.
— Файльс? — лицо Чарли сразу омрачилось, и в глазах появилось суровое выражение. Он встал со стула и прошелся по веранде.
— Что он говорил тебе? — спросил он брата.
— Ничего особенного. Сказал мне, что у нее есть сестра, которую зовут Кэт; что они, в некотором роде, фермерши и живут здесь уже пять лет.