— Конечно! — отвечал Роусон. — Вы непременно должны первым прибыть к назначенному месту, а возвращаться нам никому не придется.
— Будем надеяться, что все сойдет благополучно, — прибавил Коттон. — А теперь прощайте, товарищи, я принимаюсь за дело!
— А когда вы, Роусон, рассчитываете попасть к назначенному месту свидания? — спросил Уэстон. — А то, знаете ли, мне не хотелось бы долго торчать на одном месте с несколькими лошадьми.
— Раньше пятницы мне ни в каком случае туда не попасть, — сказал Роусон, — да и то только в случае, если ничто вам не помешает. Вы же, как выходит по моим расчетам, попадете туда в четверг вечером и тоже только при самых благоприятных условиях. Следовательно, я полагаю, нам удастся встретиться только в субботу, или в лучшем случае в пятницу вечером. А теперь пора. Прощайте, друзья мои! До скорого свидания!
— Прощайте! — отозвались Коттон с Уэстоном, исчезая в кустах.
Роусон проводил глазами скрывшихся в чаще сообщников и обратился к Джонсону:
— Знаете, Джонсон, я последний раз участвую в предприятии заодно с Коттоном, — сказал он. — Островитяне передавали мне, что не хотят с ним вести дел. По их словам, он только и делает, что пьянствует да ссорится со всеми. А кроме того, не умеет язык держать за зубами.
— Да и этот мальчишка Уэстон кажется мне ненадежным, — подхватил Джонсон. — Я убежден, что в первый же раз, как попадется, он выдаст нас. Он не внушает мне ни малейшего доверия.
— Будем, однако, надеяться, что он не попадется, — сказал Роусон. — Кто знает, что сделал бы каждый из нас, попав в руки регуляторов?! Своя рубашка ближе к телу. Весьма соблазнительно даже твердому человеку спасать собственную шкуру, пожертвовав чужою. Мы-то с вами доверяем друг другу, но думаю, что кое-кто не питает к нам подобного доверия, а потому…
— Чем меньше мы будем говорить об этом, тем лучше! — проговорил наставительно Джонсон, опуская глаза и внимательно рассматривая ствол своего ружья. — Где мы найдем лошадей?
— В Фельуэле. Уэстон прекрасно знает это место и приведет их прямо туда.
— Тогда сделаем следующим образом. Вы отправитесь по большой дороге, а я проберусь лесом. Я думаю, что будет гораздо лучше, если нас не увидят вместе.
— До свиданья, желаю вам всего лучшего!
— Прощайте, друг мой, желаю вам того же!
Расставшись таким дружеским образом со своим собеседником, Роусон направился к дереву, у которого была привязана его лошадь, отвязал ее и, вскочив в седло, мелкой рысцой направился к большой дороге. Выехав на нее, он опустил поводья, предоставив животному, вскоре сменившему рысь на галоп, свободно мчать себя к жилищу своей будущей жены. Едва перед ним среди деревьев мелькнула крыша фермы Робертсов, методист сдержал лошадь и медленно подъехал к дому. Проповедник был приветливо встречен обеими женщинами, но не собирался у них оставаться надолго, сказав, что его ждут неотложные дела, которые сулят ему порядочные выгоды.
— Дорогая Мэриан, — сказал он, ласково беря за руку молодую девушку, которая при этом почему-то сильно побледнела, — скоро у нас будет свой уютный уголок, в котором мы славно заживем. Да и мне пора бросить ту бродячую жизнь, которую я вел до сих пор. Объезжая окрестные фермы верхом, я часто рискую своим здоровьем и, кроме того, даже своей доброй репутацией, так как иногда, за неимением ничего более подходящего, мне приходится ночевать у людей, знакомство с которыми может сильно скомпрометировать меня.
— А отчего вы в таких случаях, подобно другим фермерам Арканзаса, не останавливаетесь на ночлег под открытым небом? — спросила Мэриан. — Неужели вы боитесь?
— Не боюсь, милое дитя, но не хочу рисковать своим здоровьем. Во-первых, я уже не так молод, чтобы безнаказанно подвергаться действию ночных туманов и росы, во-вторых, мне вообще советовали избегать беспокойства и неудобств. Теперь мне все-таки приходится покинуть ваш гостеприимный кров. Прощай, дитя мое, но прежде давай помолимся вместе Богу, чтобы он помог нашим начинаниям и благословил наши намерения.
С этими словами пастор вынул маленький в черном переплете молитвенник, который постоянно носил с собою, и громким, внятным голосом стал читать молитвы.
Обе женщины при первых же словах опустились на колени, но мысли Мэриан, напрасно старавшейся сосредоточить их на произносимых ее женихом словах, были далеко. Бедная девушка своей бесхитростной душой лучше самых искусных молитв ханжи-методиста умела беседовать с Творцом, к которому теперь летели ее пламенные мольбы. Глаза ее наполнились слезами; думы, одна другой печальнее, проносились в голове.