Служебная характеристика
(грамматика сохраняется — Б. М.) на командира огневого взвода батареи 45 мм пушек 1-го стрелкового батальона 187 гвардейского стрелкового полка 61 гвардейской Стрелковой Славянской краснознаменной дивизии гвардии лейтенанта Михайлова Бориса Михайловича
удостоверение личности № 139045 Серия ХН 000001
1925 года рождения, уроженец города Ленинграда, русский член ВКП(б) с ноября 1944 года партийный билет № 6926312.
Образование — общее 10 классов сш. 1943 году, военное — Ташкентское минометное училище 1 год в 1944 году. В Красной Армии с февраля 1943 года. На фронтах Отечественной войны с 1944 года май. Награжден двумя орденами «Красная звезда» и Орденом «Отечественная война II ст.» 1 раз ранен. 15.04.45 г. В плену и окружении небыл.
За время прохождения службы в 1 стрелковом батальоне с 8.08.45 г. лейтенант Михайлов показал себя дисциплинированным, требовательным к себе и своим подчиненным офицером.
Достаточно подготовлен в военном отношении и с успехом может командовать подразделением в мирное время.
Личная дисциплина стоит на должной высоте. Уставы Красной Армии знает и предъявляет уставные требования к своим подчиненным.
Активно участвует в политической жизни подразделения, где ведет политико-воспитательную работу среди подчиненных. Имеет методическо-организаторские навыки в организации проведения занятий с подразделением.
и. о. командира 1 стрелкового батальона печать гвардии майор подпись
/Кулаков/ 19.3.1946 г.
Партийно-политическая характеристика
на гвардии лейтенанта Михайлова Бориса Михайловича 1925 года рождения образования 10 классов, член ВКП(б) с ноября 1944 года партийный билет № 6926312.
Прибыл в 187 гвардейский стрелковый полк в 1-й стрелковый батальон на должность командира огневого взвода батареи 45мм пушек в августе 1945 года. Он проявил себя хорошим грамотным офицером. Хорошо проводил политичновоспитательную работу с личным составом, был агитатором батареи стал хорошо справляться с поставленной задачей командования. Тов. Михайлов за период в 1 стрелковом батальоне проявил себя, как лучший дисциплинированный офицер политически грамотен. В период подготовке к выборам в Верховный Совет Союза СССР проявил большую работу, что батарея активно участвовала в голосовании и одновременно повысилась воинская дисциплина, боевая и политическая подготовка. Тов. Михайлов был назначен парторгом батареи 45мм пушек. Так к работе относился по партийному делу, работу хорошо знает. Партийная организации под руководством тов. Михайлова хорошо помогала по выполнению качества учебы и в укреплении воинской дисциплины. Тов. Михайлов сам относился ко всем поручениям по-партийному. Партийных взысканий не имеет, морально устойчив, политически грамотен. Делу партии Ленина-Сталина и Социалистической Родине — предан.
И.о. Заместителя командира по политчасти
1 Стрелкового батальона гвардии лейтенант подпись /Бычков/
Подпись руки гв. лейтенанта Бычкова удостоверяю: начальник штаба 187 гв. СП
печать полка
Гвардии капитан подпись /Судник/
Началось с того, что «корыш» моего приятеля — ПНШ-6 (помощник начальника штаба по кадрам) заготовил характеристику, согласно которой я подлежал увольнению в запас «за пьянку и моральное разложение» (упаси Боже коснуться 58 статьи!). С такой характеристикой в первых числах декабря 1946 года в составе группы отпетых разгильдяев я вошел в здание Закавказского военного округа, помещавшегося на площади Берия в самом центре Тбилиси.
Принимал майор.
Поодиночке.
— Да-а-а, и с такой характеристикой вы, гвардии лейтенант, собираетесь служить дальше?
— Так точно, товарищ майор.
— Сомневаюсь.
— Сомневайся, сомневайся (это я уже сказал про себя).
Из штаба ЗакВО нас направили в 34-ю тяжело-артиллерийскую бригаду, дислоцировавшуюся в Гори, на его северо-восточной окраине, неподалеку от домика Сталина.
Декабрь в Гори: ночью снег, днем дождь. Шинель мокрая, сапоги не просыхают. Сушиться негде. В полуразвалившемся домике на правом берегу Куры мы сняли комнату на троих. Хозяйка — старая грузинка («жисть не стоит ни копейки») кормила нас раз в день, подавая миску лобио (вареная фасоль с луком). А остальное время мы промышляли, чем могли, дожидаясь приказа об увольнении в запас.
В памяти остались лишь ночные походы на железную дорогу, где иногда стояли составы с сахарной свеклой, которой можно было «от пуза» утолить голод.
Наконец, долгожданный приказ пришел, и мы, обладая определенным опытом в общении с румынскими коммерсантами (спекулянтами), на прощание с армией «провернули» коммерческую операцию (ибо мало кого дома ждала сытая жизнь). Получив выходное пособие, мы втроем махнули в Сталинири (теперь Цхинвали). Там в пригородных деревнях на все деньги закупили яблок и кукурузной муки. Вернулись. Подделали проездные билеты и тяжело нагруженные, через Баку уехали в Ростов. На Главном базаре города на Буденновской сдали привезенное перекупщикам.
На полученные деньги здесь же закупили разнообразные военные шмутки и в тот же день «отчалили» в Тбилиси. На Тбилисском базаре все продали, вернулись в Гори, вновь заполнили чемоданы кукурузной мукой и яблоками и разъехались по домам. Эта челночная, рядовая для сегодняшней жизни операция, принесла мне 600 рублей (месячная зарплата лейтенанта).
Глава 4
Эхо войны
В Ленинград я ехал один с набитыми фибровыми чемоданами и мешками общим весом около пяти пудов. Еды достаточно. Кипятка на станциях — тоже. Лежи и плюй в потолок. В таком состоянии, да еще и в двадцать один год — все по плечу, «нет проблем». Заработанных 600 рублей должно хватить на покупку аттестата зрелости (в Одессе на Бессарабке, как мне говорили, он стоил 500 рублей), как участника войны меня с этим аттестатом примут в вуз без экзаменов, а там… «жизнь прекрасна и удивительна»…
Но человек предполагает, а Бог располагает.
Дома голодно. Мама болеет и сидит с внучкой Анечкой. Работает одна сестра. Мне сразу надо думать о работе, а не об учебе. Запас не велик: два пуда кукурузной муки, сало, яблоки, шмутки для продажи и, наконец, месячный паек офицера, полученный по аттестату уже в Ленинграде на Фонтанке. Этого должно хватить на время обустройства.
Через день я появился на пятом этаже дома 63 по Большому проспекту Петроградской стороны — у девчонки с нашего класса — Герты Клявинек, и в окружении одноклассников, к тому времени уже ставших студентами, излагал свой план. Герта была категорична: «Нет, надо не так. Я поговорю с Марией Михайловной». Мария Михайловна — наша добрая, всепрощающая «химичка», на уроках которой в химклассе мы никогда не получали «неудов» и вытворяли, что хотели. После блокады Мария Михайловна перешла работать завучем в 31 ШРМ (вечернюю школу рабочей молодежи на Введенской улице вблизи пр. Горького).
Еще через два дня вдвоем с Гертой мы появились у нее в кабинете. Мария Михайловна ни в коем случае не должна знать, что за оставшиеся до экзаменов три месяца, мне надо было не только вспомнить, чему нас учили в седьмом и восьмом классах, но овладеть полными курсами девятого и десятого. Это казалось нереальным, но я молчал. Герту же трудно было остановить в желании сделать по-своему (такой она была в школе, такой остается и сегодня). Мария Михайловна сдалась и согласилась принять меня «условно с испытательным сроком» (как будто у нее было время меня «испытывать»!).
Не знаю как и что вспоминать о тех трех месяцах…
6 июля 1947 года. Выпускной вечер 31 вечерней школы рабочей молодежи (вблизи перекрестка ул. Розы Люксембург и пр. Горького). Посмотрите на наши лица. Это те, кто решил резко порвать со своим военным прошлым и, наперекор суровым будням страны, идти «в светлое будущее».
Конечно, это был не блокадный голод. Постоянное хотение что-нибудь съесть все время шагало в ногу с другими желаниями, которыми до краев полнились голова и тело. Были соблазнительные предложения съездить «крупно подзаработать», либо «купить-продать», были Бегина, Тамара… Но я отметал все, что мешало учебе, разрешая себе лишь в перерывах между работой и учебой попытать счастья на рынке, либо порыскать по коммерческим столовым в поисках съестного вроде пирожков из шрота (соевого жмыха), супов из костей, затирух и пр., и пр. Желудок переваривал все без разбора.