Юлия Горина
На дне колодца
В оформлении обложки использована фотография с:
https://pixabay.com/ по лицензии CC0.
https://pixabay.com/ru/холодный-темно-леса-природа-ночь-1866597/
Анна открыла дверь в пестром халатике и бигуди.
— Господи, ты можешь хоть иногда не надевать этих штук? А то ощущение, что я женат на овце, — раздраженно бросил Максим вместо приветствия, несколько удивляясь очередному за сегодняшний день ощущению дежа — вю.
Анна нервно передернула плечами.
— По крайней мере, я хоть как-то стараюсь следить за собой, — обиженно прошипела она и уплыла в спальную, оставляя шлейф приторно сладких духов.
Макс разулся, бросил ключи от машины на подзеркальник и прошел на кухню.
— Есть хочу!
— Да иду я, иду… Ты хоть помнишь, что нас сегодня ждут Сафроновы?
Анна уже торопилась к мужу, держа в руке какой-то помятый конверт.
— Еще бы, разве ты дашь забыть. Где Илья?
— С девочкой своей гуляет. На вот, тебе тут от какого-то Соболева А.Н. письмо пришло. Я даже не знала, что такие еще ходят.
— Как ты сказала?..
Анна, не обращая внимания ни на вопрос, ни на осипший в одно мгновение голос Максима, как кухонный автомат выставила на стол ужин и ушла собираться дальше.
А Макс тем временем все еще рассматривал адрес отправителя. Он был незнакомым, и только фамилия с инициалами навевала давние воспоминания. Сашка? Не может быть.
Наконец он решился вскрыть письмо.
«Здорово, Максимыч. Извини, что беспокою тебя, ведь столько лет прошло…». Неровные строки уводили в минувшее все дальше и дальше, и что-то в груди болезненно сжалось. Перед глазами поплыло.
«Он долго болел, но не позволял искать тебя. Старик уважал твое решение, и не хотел тревожить. До последней минуты все надеялся и ждал, что ты вернешься, хотя никогда об этом не говорил вслух…»
Память услужливо рисовала картинку давно забытой и будто бы даже совсем чужой жизни. Весенний вечер в Федосеевке, деревянный домик с покосившимися ставнями, огромного мохнатого пса по кличке Сурок… И старика, сидящего на огромной дубовой скамье, тихо улыбаясь миру всем своим существом: лучиками морщин вокруг глаз, растрепавшимися совершенно белыми кудрями, губами, теряющимися в густых усах и бороде.
А Сашка продолжал: «Знахарь так никому и не передал права занять его место. Видимо, ни один из нас не оказался достоин. После похорон мы все разъехались кто куда. Я теперь живу в Саратове…»
Максим глубоко затянулся сигаретой и закашлялся.
И обомлел.
Стоп. Каким образом он очутился здесь? И откуда сигарета, ведь после инсульта, случившегося четыре года назад, он бросил курить?
А вокруг шумел город на все голоса, гудел машинами, в воздухе носились запахи весенней свежести, недавно прошедшего дождя, сырого асфальта.
Сигарета выпала из изумленно приоткрывшихся губ. Максим сидел на скамейке во дворе в паре кварталов от дома.
Кажется, надо сходить к доктору. Провалы в памяти — дурной симптом.
Озноб испуга прошел по спине.
Однажды Знахарю привезли мальчика с рака кожи. Смотреть на него было невыносимо — все тело в отвратительных, тошнотворных язвах, в глазах — ужас, а вокруг тяжелый запах смерти. Старик тогда взял его за руку сказал:
— Мне нужна будет твоя помощь, Максюша. Все остальные — идите-ка, погуляйте.
Ребята облегченно вздохнули и сбежали прочь, а Знахарь добавил:
— Тебе на моем месте быть, Максюша. Только ты мою ношу сможешь понести, хребта не переломив. Сейчас я тебя учить буду, но ты все секреты сохранить должен. Никому никогда не говори, что ты знаешь и умеешь еще что-то, кроме трав.
У него тогда от удивления рот открылся.
— Так ты что, и правда колдун?
— Люди колдовством называют все, чего не знают и не понимают. А я знаю.
Мальчик два месяца провел в бочке с теплым отваром трав, за которым следили Саша, Витька и Коля. Страдалец вечно находился в полусонном состоянии, и только Максим знал истинный состав того зелья, которым Знахарь опаивал беднягу. Каждый день старик «ковырял болячки», и когда ребята слышали это словосочетание, они сами разбегались кто куда под разными предлогами. Максим со всей ответственностью хранил тайну, что на самом деле происходит по вечерам в запертой на всякий случай изнутри избе.
Через два месяца мальчика, улыбающегося, покрытого свежими розовыми рубцами вместо отвратительных язв, передали растрогавшейся от радости бабушке.
А потом Знахарь с Максимом занедужили и оба слегли, но ненадолго. Земля травами, а солнце своим светом быстро возвращают жизненные соки тем, кто отдает их другим во благо.