— Подождем, пока щипцы нагреются, — сказала Бетя.
— Подождем, — согласилась Надя.
За дверьми по-прежнему шуршали юбки и раздавались голоса и трехэтажные ругательства.
— Феня! Дай папиросу!
— На Дерибасовской есть табачная лавка. Знаешь какая? Арап с кольцом в носу в окне сидит и сигару курит.
— Ну, постой. Приедет коза до воза и скажет: "Дай сенца".
— Плевать я на тебя через крышу хотела…
— Маргарита!
— Что?
— У меня конфеты есть. Тот беззубый, носатый принес вчера.
— Дай одну.
— А медвежьего окорока не хочешь?!..
— Кто это разговаривает? — спросила Надя Бетю.
— Девушки наши. Балуются. Так каждый вечер. Собираются в коридоре, и пока упросишь их в зал пойти, глаза вылезают. Не любят они зала.
— Да скоро ли вы оденетесь и в зал выйдете? Хотите, чтобы я Николая или хозяйку позвала? — послышался за дверьми знакомый шипящий голос.
Бетя вздрогнула, глава у нее засверкали, и она с ненавистью произнесла:
— Вот она. Антонина Ивановна. Знаете как мы называем ее? "Чума бубонная".
— А она точно похожа на чуму бубонную, — согласилась Надя.
— Ах, ах! — Бетя приложила руку к щеке и несколько раз покачала головой. — Это такая зловредная женщина. Чуть что, она уже бежит к хозяйке и жалуется.
— А какая ее главная обязанность?
— Обязанность?.. Она получает выручку и смотрит за тем, чтобы мы постоянно были веселы…
— Как так?
— Так. Если кто-нибудь сядет в угол, задумается, сложит руки и опустит голову, — она подходит, хватает за нос и говорит: "Ну, чего зажурилась? Дитё при смерти, что ли, хата сгорела или пароход утоп? Видишь, гости сидят. Нечего Конкордию (погребальная контора) ломать…" Еще у нее обязанность товар расхваливать. Она так может гостю заморочить голову, что тот дверей не найдет. "А вы, молодой человек приятной наружности, брюнет жгучий, красавчик — и где берутся такие красавчики? — обратите внимание на эту барышню, что в красном платье сидит. Ягода, апильсин, абрикос, баклава, мармелад, а не девочка. Только сегодня утром поступила к нам. Она из хорошего, семейного дома, — папаша ее старший механик на Добровольном флоте, — хорошо говорит по-французски, играет на фортепиано и очень скромная. Видите, как она сидит, глаза опустимши. Неловко ей в чужом доме. Непривычная. Не теряйте случая. А как она хорошо на канве полотенца вышивает!"
Надя с удивлением слушала Бетю. Она раньше и не подозревала присутствия в ней комической жилки, и когда та стала знакомить ее с системой расхваливания товара экономки, то от души хохотала. Бетя сама тоже давилась смехом. Ей, по-видимому, доставляло большое удовольствие критиковать экономку.
— А почему она велела мне называться дочерью подпоручика в отставке? — спросила Надя.
— Потому, что ей так нравится. Она каждой девушке что-нибудь придумывает. Положим, иначе нельзя. Гости постоянно пристают — кто ты, в душу к тебе лезут. Противные. Зачем это, не понимаю. Пришли, взяли что надо, и довольно. Уходите. Нет. Они садятся около тебя и расспрашивают — кто твои родные, как ты сюда попала? И надо ответить. Конечно, нехорошо сказать правду, что ты дочь дворника или портного. Мне, например, хозяйка велела говорить, что я — дочь аптекаря из Мелитополя, хотя отец мой сапожник, и я из Вильны. А Фене, отец которой извозчик, велели говорить, что она — дочь купца из Ростова-на-Дону.
Разговаривая, Бетя вынула из стекла нагретые щипцы, подула на них, повертела ими, вытерла их тряпочкой, провела по ним пальцем и стала завивать Наде чуб.
— А я хотела удрать отсюда, — сказала Надя.
— Когда?
Бетя намотала на щипцы прядь волос и ловко сделала колечко.
— После того, как вы ушли от меня.
И Надя рассказала, как ей сделалось вдруг страшно, как она была уже на лестнице и, как она испугалась двух незнакомых мужчин.
— Это бывает с каждой новой девушкой, — заметила Бетя, выслушав ее. — Я тоже, когда поступила сюда, в первый же день хотела бежать… А вы напрасно так сильно пугаетесь, милочка. Положим, я виновата. Я напугала вас. Знаете, что я вам скажу? Если присмотреться, то здесь хорошо. Кормят три раза в день.
— Неужели?
— Да. Они (хозяева) если бы даже не хотели кормить, то не могут. Это их же интерес. Что? Хорошо, если девушка будет похожа на дохлятину и у нее сил не будет? Гости смотреть на нее не захотят. Одно только страшно, что на тебя смотрят, как на товар, как на вещь.
— Кто? Хозяйка?
— И хозяйка, и гости. Больше гости. У них ни капельки совести.