— А кто те мужчины, о которых я вам рассказывала, которые сидели внизу, под лестницей? — спросила Надя.
— Швейцар и Николай.
— А кто этот Николай? Он такие ужасы рассказывает?
— Он у нас вроде сторожа, защитника. Все его называют "вышибайло". Он смотрит, чтобы гости не обижали девушек и не делали скандалов. На прошлой неделе пришел к нам пьяный господин, подошел ко мне и говорит: "Послушай, иерусалимская крыса. Сколько возьмешь за то, чтобы я тебе по уху смазал?" Понимаете? Такой дурак. Я ответила ему: "Можете смазать по уху вашу жену или дочь. А меня не смеете. Вы не думайте, что если я нахожусь в этом доме, то вы имеете право бить меня". Он рассердился и ударил меня. Я закричала. Девушки закричали тоже и позвали Николая. И Николай ему дал. — Бетя прищелкнула языком и покачала головой. — Ах, он ему дал. Ва! Он так бил его, так бил! — Глаза у Бети заблистали торжеством.
Рассказывая, Бетя старательно выводила на лбу у Нади колечки.
— А как вы думаете, — спросила Надя, — Николай пли швейцар остановил бы меня тогда, когда я хотела удрать?
— Остановил бы.
— Разве кто-нибудь имеет право удерживать меня здесь?
— Права не имеет, но вас не выпустили бы без экономки… А веселая наша жизнь, — в голосе Бети зазвучала ирония. — Кто танцует в году раз, а мы — 365. Каждую ночь. С вечера до утра. У меня постоянно голова шумит от танцев, и мне кажется, что я и сейчас танцую.
Бетя окончила завивку чуба и сказала:
— Теперь давайте пудриться.
Надя взялась за пуховку с рисовой пудрой, но Бетя остановила ее:
— Раньше надо вымазаться глицерином, а то пудра не будет держаться.
И она стала мазать ей лицо и шею. Вымазав ее, Бетя стала пудрить. Она пудрила и болтала без умолку.
— А как вам наша хозяйка нравится? Вы знаете, как ее называют? "Фараонова корова". Ее так один чиновник назвал. Она такая смешная. Она всем говорит, что "фирма" ее существует с 1843 года. А сынка ее знаете?
— Леву-то?
— Да, Леву. Ах, какой это потерянный человек. Сколько он стоит хозяйке денег! Раньше он учился в реальном училище, потом в коммерческом и ничего из этого не вышло, потом учился играть на скрипке. Хозяйка думала, что он будет хорошим скрипачом и будет концерты давать. И из этого тоже ничего не вышло. Он заложил скрипку в ломбард. И что он делает с хозяйкой? Он ругает ее, как последнюю, и выманивает у нее все деньги. Вы только посмотрите на него. Каждый день на нем новый галстух и брюки. И каждый день он катается на резиновых шинах.
— А Симон? — спросила Надя.
— Симон? Что ему? Он хорошо кушает, пьет, по пятницам ходит в Харьковскую баню, по субботам в синагогу, играет в "дурачки" с хозяйкой и лезет до всех девушек.
Надя, слушая характеристику хозяйки, хозяина и сына, не могла вторично удержаться от хохота.
Бетя заканчивала свою работу. Она накладывала заячьей лапкой на уши и щеки Нади румяна.
Когда румяна были наложены, она распустила ей волосы, тщательно расчесала их и вплела в них ленту. Вплетая ленту, она сказала:
— Знаете, что я вам скажу? Я вас полюбила, как сестру.
— И я тоже, — призналась Надя.
— Давайте будем на "ты".
— Давайте.
— Жаль, что нет вина, а то мы выпили бы брудершафт. Я вчера пила брудершафт с одним инженером путем сообщений. Вы знаете, что такое "путем сообщений"?..
— Нет.
— Я тоже не знаю.
— А хотите, мы поцелуемся?
— С удовольствием.
И новые подруги крепко поцеловались.
— Теперь можете одеваться, — сказала Бетя.
Надя оделась.
Бетя отошла немного в сторону, прищурила левый глаз и посмотрела на нее с таким выражением, с каким смотрит художник на свое произведение. И она осталась весьма довольной ею.
Надя, в зеленой юбочке с черными клетками, в пелеринке и туфлях, надетых на открытые по щиколотку и обутые в черные чулки ноги, выглядела прелестной гимназисткой.
— Мы можем теперь пойти в зал, — сказала Бетя.
— Да?
Надя торопливо перекрестилась, схватилась рукой за грудь, в которой сильно трепетало сердце, и вместе с Бетей вышла в коридор.
XVII
ЧЕРТОГ СИЯЛ
В коридоре было светло, как в оранжерее. Его освещали несколько пар газовых рожков и ламп.
Посреди, у стены, разрисованной букетами, птицами и херувимами, на хромом столе стоял курносый, белобрысый парень и поправлял фитиль в лампе.
Надя узнала в нем швейцара. Кроме него, в коридоре никого не было. Зато ежесекундно то из одних дверей, то из других вылетала с визгом, с папиросой во рту полуодетая, прилизанная, намазанная девица и врывалась в соседнюю комнату.