XXII
В СТОЛОВОЙ
— Прощайте, Наденька.
— Прощайте, Иван Никифорович.
— Спасибо за ласку… До слез тронут…
— Что вы…
— Как сестра родная вы мне… Честное слово… Никогда не забуду…
— Когда-нибудь еще раз заглянете?
— Сегодня же вечером. Куда же мне больше идти, как не к вам? Кто, кроме вас, пожалеет меня и посочувствует? Жена, сами знаете, какая у меня.
Такой разговор произошел на следующий день в 2 часа после описанной ночи в комнате Нади между нею и ее новым знакомым.
Иван Никифорович крепко и растроганно пожал ее руку и оставил комнату.
На пороге он столкнулся с Бетей, которая направлялась к Наде. Он извинился перед нею и пропустил ее.
— Что? Интересный пассажир? — спросила Бетя, закурив папиросу.
— Несчастный, — ответила Надя.
— Почему?
— Погибшая семейная жизнь у него. Женился и думал, что жена на радость ему будет. А она оказалась такой, что упаси Господи. Шлендра. Дома минуточки не посидит. Все по танцклассам, да на велосипедах.
— Не он один такой. Много их. Редко-редко у кого семейная жизнь хорошая.
— А ты чего расплакалась вчера, когда Вун-Чхи запел "Подожди немного, отдохнешь и ты"?
— Печальная она очень песня, — Бетя протяжно вздохнула. — А хочется уже отдохнуть. Ей-Богу. Я так устала.
— А ты слышала, что с Вун-Чхи приключилось потом?
— Слышала. Черная болезнь.
— Я так испугалась.
— Это с ним не в первый раз. Эх! Будет время, — все отдохнем. И я, и ты, и Вун-Чхи. Все, все…
— А что мы сейчас будем делать, Бетя?
— Обедать. Идем.
— Постой, я оденусь.
Надя была в нижней белой юбке.
— Зачем? — удивилась Бетя. — У нас к обеду никто не убирается. Я сама, видишь, в нижней юбке, — и она потащила ее в столовую.
Столовая помещалась в нижнем этаже, в большой комнате с низким потолком… Вся обстановка ее состояла из черного буфета и длинного стола.
За столом сидели 15–16 девушек.
Всех девушек в доме было 40, но они никогда не собирались вместе в столовой, так как некоторые любили поспать подольше.
В столовой находились почти все знакомые Нади — Тоска, Раиса, Надежда Николаевна, Матросский Свисток, Саша-Шансонетка, Сима Огонь, Елена, Антонина Ивановна, а также талантливый "топор" — Макс и очаровательный Симон. Оба мужа из страны Ханаанской, один в круглой шапочке, другой — в яркокрасной феске, сидели у окна за маленьким столиком и играли в шахматы.
Бетя не соврала. Действительно, отправляясь в столовую, девушки не убирались и сидели за столом немытые, нечесаные, в нижних юбках.
Они молча ели горячий борщ и только изредка перебрасывались короткими фразами. Они как будто были чем-то недовольны и не в духе.
Надя была поражена их видом. Она не узнавала их.
Вчера ночью, разряженные, как куклы, в шелка и батисты, напудренные и накрашенные, они были похожи на цветник. А сейчас, — на бурьян, растущий на задворках.
Куда девалась красота их, блеск и шик?!
В какую сторону ни кидала Надя взоры, она встречала глубоко ввалившиеся, тусклые глаза, ямы на щеках, багровые пятна, плоские, сухие груди, острые плечи, морщины и даже один совершенно беззубый рот.
— Сядем сюда, — сказала Бетя и указала на край стола.
У края сидела Елена, та самая, которая так нравилась Наде. Она ела борщ и до того была занята процессом еды, что никого вокруг себя не замечала. Она, казалось, вся с головой ушла в миску.
— Будьте любезны, милочка, подвиньтесь, — сказала ей Надя. Но Елена не слышала. Надя повторила свою просьбу.
Елена, наконец, услышала, подняла на Надю тревожные глаза и отодвинулась вместе с миской.
— Спасибо. — Надя села.
Села и Бетя.
— Ты что раньше есть будешь? Борщ или бифштекс? — спросила Бетя.
— Борщ.
— И я буду — борщ. Сейчас принесу.
Она пошла на кухню и принесла две миски с борщом. Елена к этому времени справилась со своей порцией. Она съела борщ до последней капельки, облизнула ложку, отодвинула порожнюю миску и вздохнула, как человек, который плотно наелся.
— Вкусный борщ? — спросила ее Надя с улыбкой.
— Очень вкусный, — ответила также с улыбкой Елена. — Я давно-давно такого борща не ела.
Проговорив это, она густо покраснела и радостно усмехнулась. Она посмотрела потом в сторону кухни, откуда через небольшое открытое оконце вырывался ароматный пар и вылетало шипение сала и звон посуды, и сказала таким тоном, каким говорят дети: