***
Когда ты ребенок, мир сужается вокруг тебя в маленькую точку, за пределами которой таится огромная неизвестность. Она и пугает, и манит одновременно, но ее почти невозможно пересечь, если при этом твою ладонь не держит крепкая рука, направляет и ведет. Для Асты мир теперь заключался в двух странноватых взрослых, которые как раз и стремились в эту неизвестность с упорством и нетерпением, от чего она едва поспевала за ними. Один был добр и ласков, почти как отец, второй — молчалив и груб, но не так страшен, как, наверное, казалось ему самому. Страшно Асте делалось только когда эти двое начинали спорить.
Она прижималась к стенке и внимательно слушала тон, которым переговаривались взрослые. Они думали, что девочка спит, поэтому говорили тихо, почти шепотом, но слишком нервно, чтобы не привлекать внимания. В дороге все споры, которые случались между ними, неизменно бывали о ней, и теперь Асту страшило, что именно в этот раз маленький мирок рухнет, оставив ее навсегда среди мрачных стен неуютного, даже почти враждебного замка. Одну.
Взрослые говорили о непонятных, своих взрослых делах, которые вызывали только смутную тревогу, и Аста, стискивая в кулачке гладкий зеленый камешек, изо всех сил старалась вслушиваться. Этот подарок, что добрый дядя дал ей еще при первой встрече, будто наполнял храбростью и отгонял черные тени, злобно зыркающие из углов, от чего становилось почти уютно, и страх уходил. К тому моменту, как разговор оборвался, исчерпав весь свой запал, Аста и впрямь мирно посапывала во сне.
***
Когда ее разбудили, серую комнатку освещали яркие лучи. И пусть перина не была мягкой, а грубая ткань подушки натерла щеку, покидать теплое гнездышко из шерстяных одеял отчаянно не хотелось. Она зажмурилась, спрятала лицо от света и зарылась еще глубже, чтобы продолжить смотреть чудесный сон, в котором они ехали через цветущие летние луга, а не хмурое преддверье осени. Но не тут-то было.
— Поднимайся, соня, сегодня тебя ждет особенный день, — раздалось над ухом прежде, чем с нее стащили одеяло.
Аста замотала головой, но ее безжалостно вытянули из кровати и сразу запустили гребень в спутанные со сна волосы. Прежде этот взрослый всегда позволял ей немного понежиться и покапризничать, но что-то изменилось сегодня утром — его движения стали жестче, торопливее и скованнее. Чуткие пальцы заплетали косы все так же аккуратно, но это не сопровождалось, как бывало раньше, негромким рассказом о диковинных животных южных краев, древних героях с их благородными подвигами или байками из собственных недалеких, но насыщенных событиями странствий. И потому в тишине, заполнившей маленькую комнату, Аста отчетливо услышала ровные, быстрые шаги. Дверь позади нее распахнулась, и девочка завертелась на месте, пытаясь рассмотреть вошедшего, потому что шаги эти не походили на привычную походку хмурого эльфа.
— Вы готовы? — требовательно спросил незнакомый громкий голос.
Тогда Акила выпустил ее косу с неровно повязанной на конце лентой, и Аста смогла посмотреть на высокого, почти достающего головой до дверного косяка, бородатого мужчину в синей мантии.
— Почти. Сейчас придет Дьюар…
— Ему нельзя присутствовать при ритуале, — отрезал бородач. А когда Акила взял Асту за руку, то качнул своей большой головой и сказал: — Вам тоже. Когда наставник будет определять, насколько силен дар ребенка, посторонние маги не должны находиться рядом, иначе это помешает точной оценке. Вам сообщат, сможет ли Орден взять ее на обучение, через два часа.
Из его речи Аста поняла немного: только то, что ее собираются увести куда-то, где она останется совсем одна, как в ночных кошмарах, и ее глаза защипало от обиды. Но Акила крепче сжал руку.
— Я хотя бы провожу ее. Можно?
Лицо бородача в мантии как будто окаменело — и этим сразу не понравилось Асте. Он не повел даже бровью в ответ — молча передернул плечами и развернулся, печатая шаг так же четко и быстро, как пришел. Аста ни за что не захотела бы за ним следовать, но за руку ее держал тот, кому она доверяла, и потому даже узкие коридоры замка колдунов не казались такими страшными.
***
В сам зал, освещенный так ярко, что глаза начинали болеть и слезиться, Акилу не впустили. Он ласково потрепал Асту по макушке и остался на пороге — его взгляд чувствовался спиной до тех пор, пока высокие двустворчатые двери не захлопнулись, и тогда ей захотелось сжаться в клубочек и спрятаться. До сих пор Аста боялась темноты, потому что именно в темноте прятались страшные чудовища из баек, которыми пугают непослушных детей. Темнота оживляла воображение, и темнота же скрывала знакомые лица, создавая иллюзию, будто рядом никого нет. Но здесь, наоборот, не было ни одного темного угла, ни одного укромного местечка. Аста стояла посреди зала вся как на ладони, и прямо на нее сверху лился свет из огромных окон в потолке. Свет отражался от зеркал, покрывавших все стены, от белых блестящих плит пола. Больше вокруг ничего не было.
За одним из зеркал приоткрылась узкая потайная дверь, впуская в зал человека в белой мантии. Аста не знала, что такие одежды носят все наставники Ордена, обучающие молодых магов искусству владения даром, поэтому в первое мгновение он показался ей призраком, сотканным из лучей того же ослепляющего света, и она была готова бежать, но этот «призрак» схватил ее за руку и заговорил вполне человеческим голосом, чуть хрипловатым и спокойным:
— Куда это ты спешишь, будущая адептка? — у человека в белом были совсем седые волосы и частые морщины вокруг глаз. Теперь, когда он стоял так близко, Аста смогла его рассмотреть, и он уже не внушал страха своим видом. — Мы немного пообщаемся прежде, чем ты вернешься к тем важным делам, что ждут тебя за дверью, хорошо? Я покажу тебе несколько картинок.
Его голос звучал, как у фокусника на ярмарке, этим человек в белом наверняка пытался расположить ее к себе, но его глаза вовсе не были такими же добрыми, как глаза Акилы, хотя имели почти тот же серо-зеленый цвет. Старик улыбался только уголками рта, но все остальное его лицо оставалось строгим, а — дети остро, как никто, чувствуют фальшь улыбок. Асте не хотелось верить ему, не хотелось слушать, она думала лишь о том, что за дверью ее и правда ждут.
В сказках о волшебниках и колдунах, которые рассказывал Акила, магия всегда представлялась чем-то ярким и удивительным. Как та ягода, что он сам мог вырастить за пару минут, заставляя крохотное семечко пробуждаться и тянуться вверх, как второе солнце, загорающееся под потолком глубокой пещеры, в которой знаменитые герои отдыхают после сражения с драконом, как сотни оживших статуй, марширующих по дорогам к королевскому дворцу… Но у старика, наверное, были другие представления о ней, потому что он не сотворил даже маленького чуда, только сипло и неразборчиво бормотал что-то, водя руками над головой Асты.
— Смотри, — велел он, поворачивая ее к одному из зеркал.
Смотреть не хотелось, потому что пронзительный свет, разбивающийся на множество лучей, резал глаза, но Аста вдруг обнаружила, что ее голову крепко держат, не давая отвернуться. Она засопела, обиженно кусая губу, попыталась вывернуться — напрасно, словно пичужка из крепких силков охотника. И посмотрела прямо перед собой, в отражение.
Взгляду открылся хоровод зеркал, бесконечно тянущийся вправо и влево, бесконечно повторяющий ее собственное лицо и возвышающегося позади белого старика. Это было совсем не то, что отражение в речной воде или начищенном подносе — чистое, незамутненное, оно в точности повторяло каждую гримасу, каждое малейшее движение, даже каждый встопорщенный волосок на ее голове. Аста вгляделась, впервые изучая себя настолько явно. А потом вдруг увидела другое, взрослое лицо.