— Аста, Аста! — звал встревоженный голос. — Аста, ты слышишь? Посмотри на меня!
Аста, Аста… Имя? Она слышала. Этот голос почти кричал на ухо, резко, отчаянно, и в нем слышались какие-то знакомые нотки, заставляющие отзываться струны глубоко в душе, которые она тоже не могла понять. Неужели это имя было ее?
***
Дьюар, прижатый к стене с клинком у горла, мог только смотреть на происходящее вокруг, но дернуться не решался — слишком жестко впивалась в кожу заточенная сталь, гораздо крепче, чем нужно просто для предупреждения. А держащая меч рука совершенно явно, не скрывая, только и ждала, что единственного слова, движения, даже намека на призываемые чары, чтобы вспороть шею, — кончики пальцев так и подрагивали на рукояти. Все складывалось между тем хуже некуда.
Даже винить было некого — сами загнали себя в ловушку, соблазнившись будто бы чудом выросшим на пути укрытием, да таким, что не оставило им и шанса. Не водилось тут особой жизни, деревья медленно умирали, сгнившие, подъеденные грибами и паразитами, травы чахли. Не было и смерти,
достаточной, чтобы некромант мог почерпнуть силы или использовать тела себе на благо — не дохлых же мышей за нее считать. Словно специально все подстроено и рассчитано…
А орденские скалились нагло и самоуверенно. Как никогда прежде хотелось стереть постылые усмешки с их рож, даже под масками хорошо различимые, а уж у главного так и вовсе напоказ выставленную, не хватало только средств под рукой. Но не было времени даже подумать об этом, хоть какую-то уловку отыскать, когда ухмылки исчезли сами, начиная со здоровяка, уже почти схватившего девчонку. Дьюар едва успел проследить, как он двинулся вперед, как отпихнул Акилу с пути, от чего в груди кольнуло неприятно острым страхом. За себя он никогда так не боялся — сам-то уже сколько раз умирал в каждом из своих ритуалов, входил на ту сторону Загранья как к себе домой, а тут поди ж ты, забылся вовсе и дернулся, даже не замечая, как на шее проступает ощутимый порез.
Верзила вдруг замер, отшатнулся назад, словно его ударили тяжеленным кулаком. До него первого дотянулась эта странная сила, которую сам Дьюар ощутил только несколько мгновений спустя — будто открыли заслонку, и она хлынула, а прежде ее не видно и не слышно было. Сила чужеродная, безликая. С большим трудом в ней угадывалось родство с той, разлитой по оставленному у Пирожков лесу — оскверненной, наполненной таким мраком, что темнее самой смерти. Эта пока не имела окраса, не несла в себе скверны, но уже пугала безудержной мощью. Дьюар, как умел, попытался соткать щит — а на деле стену чистой магии смерти, которая разрушала простые заклятия в самом основании, но с этим потоком даже она не могла справиться, лишь немного рассеивала.
Орденцам же, не защищенным ничем, кроме своих жалких амулетов, досталось в полной мере, — именно на них была направлена страшная стихийная сила, и их она нашла, сминая хрупкие человеческие тела. Дьюар в упор смотрел на того, что стоял к нему особенно близко, и наблюдал с неожиданным для себя ужасом, как на его лице проступают набухшие вены, темные, будто вместо крови по ним пустили чернила. Как округляются глаза, пучатся, готовясь вылезти из орбит, как желтоватые белки покрывает сетка таких же черных сосудов, и как в один момент они лопаются, взрываются фонтаном густой темной жижи. Клинок со звоном упал к ногам, орденский ищейка схватился за лицо, сделал нетвердый шаг куда-то в сторону, завыл на одной ноте и повалился. Маска сползла на подбородок, обнажая тонкий нос с сочащейся из него кровью, широко распахнутый рот. Жизнь его стремительно покидала тело почти осязаемыми ручейками — достаточно лишь руку протянуть, но отчего-то некроманту не хотелось касаться ее, как если бы он знал, что потом не отмоется.
Та же участь постигла и остальных. Шесть человек за несколько долгих мгновений превратились в хрипящие, стонущие на последнем выдохе тела. Дурно сделалось даже некроманту, хоть и привычному к виду мертвых более, чем к виду живых. Захотелось убраться отсюда, да чем дальше, тем лучше — вот и путь теперь как раз был свободен… Но проблемой оставался источник этой силы, и проблемой все более ощутимой.
Отгораживаться от стихийной магии больше не было необходимости, она иссякла так же быстро, как и прорвалась. Девчонка мешком свалилась на пол, едва не задев макушкой ног уже мертвого верзилы, даже не пискнула. Акила поспешно подхватил ее, словно по-прежнему не видел в ней причину всех бед, принялся тормошить, в каждое произнесенное слово вкладывая частичку легкой исцеляющей магии — это чувствовалось едва ощутимым ветерком силы, который легко не заметить, если только не привык к нему. Девчонка сначала совсем не реагировала. Бледное, почти бескровное лицо не выражало ничего, даже недавнего страха. Затем глаза раскрылись — Дьюар с подозрением пригляделся к ним, но ничего, похожего на недавнее безумие, в них уже не рассмотрел. Акила поспешно обхватил ее лицо ладонями и отвернул от лежащих на полу тел, заставив смотреть в огонь. Он еще бормотал что-то успокаивающее и в целом бессмысленное, когда Дьюар заставил себя сдвинуться с места. Отер ладонью зудящую от пореза шею, только больше размазывая выступившие капли крови, и с неохотой склонился над первым мертвецом. Уборка предстояла основательная.
***
Он вытащил всех орденцев на улицу, под все еще не унявшийся ливень. Гайне подозрительно косился и прядал ушами, привычный к мертвечине и некромантии Шиморк просто рассерженно скреб копытом влажную землю, недовольный, что его оставили под холодным дождем. Между двух сосен получилась целая гора одинаковых тел, словно после полного рабочего дня хорошего палача. Глупо было бы надеяться, что их не станут искать и не поймут, что с ними случилось. Целый отряд — не один заплутавший бродяга, что мог бы затеряться на дорогах. Но Дьюар мог сделать хотя бы так, чтобы их не нашли раньше времени. В его исполнении это никак не походило на ритуал обновления, сотворенный Акилой для родителей Асты, но орденские псы и не заслуживали чего-то большего. Некромант начертил по замысловатой руне на лбу каждого мертвеца, словно пометил их для своей госпожи, призвал спящий в груди дар, и тела начали разлагаться на глазах: мясо сползало с костей, кости превращались в труху, одежда истлевала в прах, даже амулеты старились и распадались с невероятной скоростью. Зловония это, впрочем, не убавляло — запах пошел такой, будто гниющие останки лежали тут уже не один день, и неслышно подошедший сзади Акила невольно закрыл нос рукавом. Однако же не вернулся в хижину, все еще слишком встревоженный, только пояснил коротко, что обессиленная девочка забылась сном.
— И как только мы не почувствовали их приближение? — глухим, обреченным голосом посетовал травник. Даже не столько спрашивая, сколько сокрушаясь по глупой ошибке и стольким смертям за раз. Дьюар от его тона передернул плечами.
— Это ищейки, их не почуешь… Орден берет туда самых бесполезных, у кого собственный дар настолько слаб, что ни к чему больше не пригоден. Их натаскивают только на то, чтобы ощущать других магов, находить по следу, вот как сейчас.
Они замолчали. Дьюар ждал, пока магия окончательно сделает свое дело и уничтожит следы, будто смерти здесь случились не полчаса назад, а в прошлом десятилетии. Акила просто подставил лицо прохладным дождевым каплям и думал о чем-то своем, больше не озвучивая. В обоих поселилось уже не просто беспокойство — постоянное, изматывающее ожидание удара в спину, засады, столкновения, от которого им не удастся так легко уйти, как в этот день. Оно гнало на самые окраины, по буреломам и оврагам, не давая времени, чтобы разобрать дорогу, к самой деревеньке с только что похороненным колдуном.