— Прости, хозяюшка, не могу, — стараясь придать своему голосу побольше раскаяния, наконец, произнес он. — Видишь ли, я дал обет Матери, что не приму участие ни в каком веселье и не стану петь, пока мы не вернем домой то бедное дитя, что встретилось нам на дороге. Участь ее родителей настолько ужасна, что у меня до сих пор дрожат руки от одних воспоминаний.
Женщины сочувственно закивали и зашептали благословения сиротке, о песнях более не обмолвившись, что дало Дьюару возможность поспешно ретироваться к столам, туда, где исчез Акила.
— Менестрель, говоришь? — прошипел мнимый музыкант ему на ухо, встав позади и опираясь одной рукой о толстую дубовую столешницу. — Может, еще монашка Лунной девы?
Нет, против самого этого милого культа он ничего не имел. Молодые и симпатичные девицы, называющие себя морскими сестрами и поклоняющиеся некой малоизвестной богине, которые встречают моряков в своем храме и с радостью отдаются им в любых позах и в любое время, да еще и делают это бесплатно, в отличии от портовых шлюх — разве может такое кому-то не нравиться? Но в этот раз Акила, даром что любитель правды, перегнул палку и, кажется, даже не считал себя виноватым. Повернулся, широко улыбаясь, и успокаивающе похлопал спутника по руке.
— Не мог же я сказать им правду о тебе. Сомневаюсь, что тогда нас бы приняли с таким же радушием.
— Но мог бы придумать что-нибудь получше. Кто из нас мастер вести беседы?
— Чем же тебе не нравится образ странствующего певца? Да и выкрутился ты, похоже, славно.
— Ах, чем?!
И затянулась бы эта негромкая перепалка надолго, но расставленная на столе снедь куда больше располагала к себе, чем разговоры. Хорошо прожаренное мясо и разнообразие солений источали вокруг такой соблазнительный аромат, что рот моментально наполнился слюной, не оставляя места для слов.
***
— Тебе не кажется, что эта девушка как-то уж слишком пристально на нас смотрит? — поинтересовался Дьюар чуть погодя, когда основной голод был утолен.
И в самом деле, по другую сторону длинного стола сидела местная девица, чьих черт не удавалось толком рассмотреть из-за наползающей тени ближайшего дерева, но лицо ее определенно было направлено в их сторону. Она ни с кем не говорила, место рядом с нею пустовало будто специально, и со стороны все это казалось маленьким островком грусти посреди всеобщего веселья. А хозяин праздника, что встречал их у ворот, наоборот, то и дело поглядывал на нее и коротко покачивал головой, мол, не время, не отвлекай сейчас, от чего та только сильнее куталась в шаль. Посмотрев в ее сторону, Акила понимающе кивнул.
— Видать, беда приключилась, и от нас помощи ждет.
— Это от менестрелей-то? — хмыкнул Дьюар насмешливо, да только получил лишь укоризненный взгляд в награду.
— Я-то своего ремесла не скрываю, травников да знахарей в деревнях завсегда уважали. Чем сумею — помогу.
Он поднялся тут же. На ходу заправил выбившиеся рыжеватые пряди обратно под тесьму и со всей серьезностью направился к встревоженной незнакомке. Дьюару только и оставалось, что провожать его неодобрительным взглядом. Впрочем, скучать в одиночестве не пришлось и эльфу: к нему тут же подсели с двух сторон веселая, раскрасневшаяся от танцев девица и мальчонка, едва ль тринадцатую зиму миновавший.
— Как славно, что вы двое к нам заглянули сегодня! Давно тут гостей не водилось, а страсть как хочется новостей послушать, — бойко занялась девица. — Меня Идой зовут, а это братишка мой, Лито. Где вы бывали, куда путь держите, расскажешь? Все так интересно!
Дьюар хмурился, и слова вставить не успевая. Куда уж ему до умения Акилы разговоры вести! Тот вон сразу нашел общий язык с местной, несчастная хоть и плакала, утирая глаза кончиком своей шали, но все равно говорила с ним — негромко, быстро, то и дело цепляясь пальцами за рукав гостя, как за последнюю соломинку спасения. Лица своего друга Дьюар не видел, только край его щеки и чуть ссутулившиеся от усталости плечи, но мог предположить, что тот говорит нечто утешительное. А это значило лишь то, что в деревеньке они могут задержаться, и задержаться на неопределенное время…
— Ну же, почему молчишь? — не унималась меж тем девица, потеребив Дьюара за плечо.
— Да-да, — он едва сдержал раздражение, чтобы не рявкнуть на нее совершенно без всяких приличий. — Зовите меня Дейнар.
Представился на людской манер, а что дальше говорить… Память издевательски подкидывала только встречу с обезумевшим духом лесов, изматывающе-долгий бой, разлитую по округе скверну. Словом, ничего, пригодного для праздных ушей, что мог бы наплести настоящий певун в такой час. А меж тем Акила поднялся из-за стола и вместе с расстроенной девушкой удалился куда-то в темноту улиц, рождая еще больше недобрых предчувствий.
— Ты, значит, с севера? — ухватившись за то, как он произносит имя, вклинился паренек. — Давно-о-о к нам никто из твоих краев не заглядывал…
— Из Скьявелле, — кивнул, не особенно привирая, мнимый поэт, хотя названный город практически совсем стерся из его воспоминаний, оставив от себя лишь шумный рынок с толпами приезжих торговцев и тихий квартал небольших особнячков, населенный эльфами.
— У-у-у… — протянул паренек. — Далеко, наверное… А там водятся снежные коты?
Кошки — самые обычные, не снежные, в это время крутились под столом, одна даже мазнула хвостом по ногам Дьюара в попытке угнаться за упавшим неподалеку лакомым кусочком. Эльф протянул руку, чтобы коснуться выгнутой спины, но кошка, которая была к нему ближе всех, встрепенулась и шмыгнула в сторону.
— Нет, снежных котов в Скьявелле я никогда не видел, — провожая взглядом убегающий пестрый силуэт, ответил Дьюар. — Зато торговцы привозили на продажу их мех, и ничего мягче на свете не бывает…
Мальчишка хотел спросить что-то еще, но сестра одернула его, указав рукой в сторону — к ним направлялся Акила, наконец, отвязавшись от прицепившейся к нему девицы. Вернулся он задумчивым и как будто даже опечаленным. Молча сел рядом, но ни к исходящему жиром мясу, ни к пенящемуся в кружках элю его рука не потянулась, так он и застыл, о чем-то напряженно думая. Дьюар привык видеть спутника куда более оживленным, ведь это его привилегией всегда было бросать косые взгляды из угла и хмуриться.
— В чем дело? — придвинувшись ближе, поинтересовался эльф. Пение и музыка почти полностью заглушили его голос, но Акила услышал, кивнул и только немного помедлил, прежде чем ответить.
— У этой бедной женщины пропал муж, и она просит разыскать его. Знахарка запугала ее тем, что неупокоенный призрак может вселиться в их нерожденного ребенка, если она не перестанет его вспоминать, но Ольша верит, что еще есть надежда на возвращение.
— То есть, никто не знает, мертв он или нет? — насторожился Дьюар.
— Верно. И я понятия не имею, как помочь ей. Мои зелья могут изгнать хворь или оградить от скверны, но отыскать заблудшего человека, когда даже не знаешь, где он может оказаться… Это работа не травника, но другого мага в деревне нет, поэтому я обещал сделать все возможное.
— И что же ты считаешь возможным? — скривился Дьюар. — Опять прыгать выше головы… Она хоть заплатит?
Акила посмотрел на него таким взглядом — долгим, слегка укоризненным, мягким — от которого сразу становилось понятно, что сейчас начнется очередная нотация.
— Вечно ты об одном, — вздохнул травник. — Беременной женщине нельзя отказать, даже если у нее нет ничего, что можно дать взамен. Не деньги ведь главное.
Дьюар фыркнул. В памяти невольно всплыл давний спор с наставником, когда старый некромант точно так же отмахивался от добросердечных порывов еще совсем юного Дьюара, и эта картинка вызвала неожиданное раздражение.