***
На улице и в самом деле, как сказал староста, только начало светать. Солнечный диск еще не показался из-за горизонта, и небо хранило серовато-синий, неприветливый оттенок. От росы под ногами делалось скользко, приходилось смотреть, куда ступаешь. Поначалу следовать за большой процессией было странно, но уже на подходе к окружающему деревню частоколу Дьюар подумал, что без провожатого они вдвоем просто-напросто заблудились бы — окрестности терялись в белесом тумане, не оставлявшем никаких заметных ориентиров.
Облаянные сонными собаками, они вышли на тянущуюся меж полей дорогу. Дьюар заметил выплывающие из тумана виденные накануне лопасти мельницы и посетовал про себя, что в поисках кладбища продирался сквозь кустарник напрасно — вот они, ворота, были совсем рядом, а он по темноте и не разглядел. С другой стороны дороги тянулось желтое пшеничное поле, с одного края уже пожатое ровной полосой.
Деревенские шли уверенно, быстро, ни разу не обернувшись. Дьюар с товарищем за ними едва поспевали, дивясь спешке, пока, утомившись, не спросили прямо. Староста приотстал, чтобы его не слышали свои.
— Да странное творится. Вроде и ничего такого, чтобы начинать тревогу бить, а на душе муторно. Сначала Арвик пропал, про это Ольша вам наверняка уже рассказала. Мужики думают, будто он загулял в городе, куда лошадей продавать повел, да кто знает. Потом куры болеть начали, почитай, чуть все не передохли, пока знахарка снадобье какое-то придумывала. А теперь вот вы с этой сироткой прямо в день свадьбы заявились. Уж не серчайте: гостям-то мы рады, но дурные вести в праздник вдвойне тяжелей.
Староста резко пнул попавшийся на дороге камешек. Веяло от него неуверенностью и затаенной опаской, хотя с виду этот крепкий мужик как будто никогда ничего не боялся.
— В общем, я решил, что лучше вам одним по окрестностям не шляться. Старый брод — место давно не хоженое, переправой в той стороне никто уж не пользуется, так что мало ли.
Дьюар усмехнулся под капюшоном. Идущий чуть впереди староста этого видеть не мог, а вот Акила скорчил сердитую гримасу.
— Мы к странствиям привычные, так что дикие края нас не пугают, но за заботу спасибо. Далеко ли еще?
— Да не так чтобы очень. Вон там, за полем, холм видите? Обогнуть его надобно, а после уже и реку видно.
Он помахал рукой в озвученном направлении и ускорил шаг, чтобы вновь возглавить движение.
— По крайней мере птичья болезнь — точно вина лесного духа, — шепнул Дьюар.
— Как и наша девочка… Будем надеяться, что хотя бы в одном он не замешан, а то я начинаю чувствовать свою вину за то, что не пришел раньше.
Тихое фырканье Дьюара заглушил накативший шелест колосьев. Подветренная сторона холма открывала чудесный вид на затянутую пеленой тумана широкую низину. Посреди нее поблескивала лента небольшой, но быстрой речки, а на противоположном берегу темнели кроны тесно облепивших ее ив.
— Вон он, старый брод, — указал вперед староста.
Дьюар вгляделся, пытаясь разобрать среди клочков тумана и серебристой воды хоть какие-то ориентиры самого брода, но для него местность казалась абсолютно одинаковой. Он пожал плечами и двинулся вниз.
***
Сверху казалось, что до реки почти рукой подать, но извилистая дорога все не кончалась и не кончалась. Борозды от колес, прежде оставленные гружеными телегами, уже едва просматривались — так сильно они заросли травой.
— Почему тут перестали ездить? — спросил Акила, поравнявшись со старостой. До Дьюара доносились лишь отрывки, скрадываемые ветром.
— Так это… — староста почесал в затылке. — Ниже по реке мост построили, давно уж. На что теперь кому-то вброд ходить?
Оно и понятно, вот только зачем они сами шли теперь этим путем, представлялось крайне смутно. Идея посмотреть, о чем бормотала девчонка, казалась все менее привлекательной по мере того, как деревня оставалась позади, а на линии горизонта вырастали верхушки редкого леса. Пшеничное поле закончилось, уступив место травяному лугу, грубоватый шелест осоки сменил перешептывания колосьев. Теперь местные ускорили шаг, почувствовав приближение к цели, и вскоре даже Дьюар с Акилой заметили, что в одном месте течение реки слабеет под влиянием старой плотины. У берега здесь виднелись обточенные водой плоские камни, в сторону которых и вела проторенная дорога.
— Вот мы и на месте, — махнул рукой староста. И остановился в сторонке вместе со своими молодцами, чтобы дать приезжим возможность осмотреться.
Дьюар взглянул на окрестности и приуныл. Раздражающе-громко стрекотали кузнечики, вдоль берега вальяжно плыла стая уток, громко перекрикивались подросшие птенцы, и ничего, совершенно ничего подозрительного здесь не наблюдалось.
— Похоже, это все-таки не было пророчеством. Как думаешь?
— Может, и не было… Люди добрые, а это что у вас такое? — Акила указал на выцветшую желтую ленту, болтавшуюся на ветке низенького куста.
— Звериная яма! Когда тут переправа была, повадились волки стадо пугать, ягнят воровать, вот мы ям и нарыли. Тут, да вон там подальше еще одна. Ленту с нее, наверное, ветром унесло.
Яма, на совесть закиданная ветками, почти ничем не выделялась с виду, а вторую с некоторого расстояния и вовсе было не заметить, но Акила все же направился в указанную сторону. Чуть отставая, за ним следовал Дьюар. Именно потому, что они шли не торопясь и уже без особой надежды что-либо найти, им удалось услышать раньше, чем увидеть — и тем более раньше, чем провалиться: края ямы поросли желтоватой травой, сверху ее прикрывали такие же сухие ветки, как и первую, а опознавательных знаков над ней не осталось. Но кто-то застонал, и оба мага как по команде остановились.
— Ты слышал?
Дьюар медленно кивнул. Голос доносился слабо, приглушенный толщей земли — а кроме как под землей спрятаться было совершенно негде: в тех чахлых кустиках, что торчали тут и там, не смог бы укрыться человек даже при очень большом старании. Единственным, что еще указывало на местоположение ловушки, были наваленные в стороне от кустов длинные ветки.
Маги подошли к яме с разных сторон, настороженно оглядываясь. Любой хруст ветки под ногами слышался как грохот, заставляющий вздрагивать и замирать. Травник вертел в руках маленькую глиняную склянку с ядом пустынного многонога: не ахти какое оружие, но незащищенную человеческую кожу разъедает в считанные минуты. Если бросить такое в лицо неприятелю, у того вряд ли останется желание нападать… Некромант имел при себе лишь ритуальный нож, хотя по остроте тот легко мог соперничать с самой лучшей бритвой имперского цирюльника.
Время растянулось, как смола, нагнетая волнение до самого края, но реальность, как всегда, опровергла ожидания. Никто в этом месте не подстерегал беспечных прохожих. Вместо одержимого или разбойника в яме сидел, баюкая вывернутую под углом ногу, чумазый мужчина в съехавшей набекрень шапке. Он поднял голову, когда над ямой склонились подошедшие путники, и на его лице сначала отразилась смесь недоверия с удивлением, а затем — искренняя радость.
— Боги! Я спасен! — он поднял руки и замахал ими над головой, будто сомневался, что его заметили. — Пожалуйста, вытащите меня отсюда! Пожалуйста…
— Ты Арвик, верно? — Акила склонился над ямой, убирая склянку в карман. В его жестах читалось облегчение от того, что яд все-таки не понадобился.
— Да-да! Арвик. Вы ведь поможете мне? Я просто хотел сократить дорогу домой, а в итоге два дня просидел здесь… Уйи, никогда больше не буду пить у старого Норна, во всем виновато его пойло!
Пока он говорил, торопливо выплескивая все накопившееся, деревенские окружили яму. Со всех сторон раздались смешки облегчения, нестройные приветствия и хлопки. Какой-то верзила уже разматывал веревку, стоя возле полуобвалившегося края ямы, двое других сноровисто раскидывали ветки.
— Ну что, вытаскиваем?
Всеобщий согласный гул неожиданно прервал выступивший вперед Акила. В руках у него были две крепкие палки, губы сжаты в тонкую полоску. Среди людей повисло хмурое молчание. Они почти забыли о чужаках, когда увидели пропавшего товарища, и, по мнению Дьюара, лучше бы так и оставалось, только вот его мнения не спросили. Травник решительно отодвинул старосту с дороги, чем заработал еще несколько коротких гневных взглядов.