Посмотрела в его бледное, искаженное примитивной похотью и яростью лицо и задохнулась от жалости к нам обоим. Вот она бездна. Мы на дне.
Неужели он делает это снова… топчет и рвет меня на части. Этот кошмар возвращается. И никто больше этого не сможет забыть и простить. Я зарыдала от бессилия и ощущения, что меня сейчас захлестнет агонией, если возьмет, если войдет насильно. Но его ничто не остановит. Он сумасшедший, обезумевший и потерявший человеческий облик Зверь. Он схватил добычу окровавленными зубами и не сможет их разжать.
— Посмотри на себя. Животное. Во что ты превратился? Ты больше не человек, ты…
— Ктоооо? — взревел и склонился ко мне так близко, что кончики его взмокших волос щекочут мне лоб.
— Никто… ты просто жуткое никто. Для меня. Ты лучше бей. Давай. Так, чтоб мясо висело ошметками. Когда-то у тебя прекрасно получилось. Клятвы ни черта не стоят, особенно если их говорил кто-то, кого на самом деле никогда не существовало. Не забудь только сдавить пальцы уже до конца.
Прохрипела я, глядя ему в глаза, сквозь туман, чувствуя полную опустошенность.
— Только убей, пожалуйста… убей меня в этот раз. Я с этой ненавистью жить не смогу все равно…
Максим остановился. Замер. Дрожа всем телом, всматриваясь мне в глаза, как будто наконец-то услышал меня. Капли пота упали мне на щеку и смешались с моими слезами. Я ощущаю эту грань… как в нем клокочет адская похоть и что-то еще.
— Будешь жить. Никуда не денешься, — выдохнул и отпрянул назад.
Пальцы, сжимающие мои бедра, медленно разжались. В этот момент в его комнату громко постучали.
— Бл**дь.
Соскочил с постели и пошел к двери, а я забилась в угол кровати, стуча зубами и содрогаясь от ощущения, что только что стояла одной ногой в разрытой могиле. Захлебывалась слезами, не веря, что этого не произошло. Не веря, что отсрочка все еще позволяет умирающей любви хрипло дышать, хватая синим помертвевшим ртом углекислый газ нашей ненависти к друг другу.
— Я сказал, не беспокоить меня.
— Шамиль вернулся. Видеть тебя желает. И… там одного русского поймали. Крутился вокруг лагеря.
Максим втащил чечена внутрь помещения.
— Слушай меня внимательно, Джабар… Эта женщина — моя, — кивнул на меня, — головой за нее отвечать будешь. За ее безопасность. Никого не подпускать, понял?
Подошел ко мне, стянул с кровати, поправляя платье, застегивая пуговицы на груди. А я не просто дрожу, меня подбрасывает, колотит так, что кажется, я подпрыгиваю на месте. Моя любовь умирала в таких страшных муках, что казалось, я от боли не сдержусь и начну орать беспрерывно, сгибаясь пополам и катаясь по полу. Максим поднял мое лицо за подбородок и вдруг вытер большими пальцами слезы со щек.
Я… вздрогнула так, как если бы он меня сейчас ударил, и широко распахнула глаза, всматриваясь в его черные бездны и выискивая за этой мглой клочки моей невыносимой синевы. Но ее не было… только веки чуть опустились и брови сошлись на переносице, как от сильного страдания… как будто ему так же больно, как и мне. Но ровно на секунду. На считанное проклятое и такое быстрое мгновение… но его хватило, чтоб мое сердце снова начало биться. Медленно… как будто я только что сделала свой первый глоток воздуха. Вынырнув со дна пропасти.
— Шамиль — мой брат. Поняла? Слушаться его будешь, как и меня. Уважение выказывать и почтение. Рот закрытым держи, пока я не разрешу говорить. Ясно?
Я нахмурилась, ничего не понимая.
— Ясно, я спросил? — и сдавил мне запястье. — Ослушаешься — высеку.
Повернулся к Джабару.
— Скажи Шамилю, что я тут с женой своей разбирался, сейчас выйду его встретить.
Джабар быстро закивал и на меня в изумлении посмотрел.
— А ты здесь останешься. Когда велю — тогда выйдешь. Пусть ей принесут нормальную одежду.
Шли часы, или минуты, или секунды. Я потеряла счет времени. Просто смотрела в одну точку и раскачивалась из стороны в сторону, как маятник. Меня не покидало ощущение, что это начало конца. Слишком много смерти и боли. Настолько много, что, наверное, я никогда не смогу этого забыть.
Остатки гордости и самоуважения остались где-то на дне всей той грязи, что я видела, и сожаление. Да, он так и не стал моим… я не смогла удержать его, как и те, кто были до меня, как и те, кто будут после. Мечты… какие же идиотские они были. Мечты о нас. О долгой жизни рядом с ним. Приручить Зверя. Вот чего я хотела. А на самом деле он всего лишь какое-то время позволял кормить его с руки, а потом просто развернулся и ушел на свободу, при этом став таким же чужим и опасным, как и любой хищник.