Меня пилят на части ржавой сельской пилой. Страшное зрелище. Ржавчина перемешивается с кровью, становится оранжевой, стоит запах спелых манго. Я кричу истошно, горло разрывается внутри, слизь забивает лёгкие. Матерь Божия, как же мне плохо. Я задыхаюсь, хватаюсь за простыню и просыпаюсь. Я покусал губы и они кровоточат. Подхожу к зеркалу, рот измазан на подобие губной помадой, словно я целовался с какой-то девушкой. А что если бы девушке выпала такая доля испытаний? Вряд ли женщина способна такое вынести. Это только Христос не ел 40 дней и ночей. Любая женщина, худея, есть чуть меньше. Мужчина способен на многие волнения и испытания, а женщина только на волнения. Моя мать со мной испытала многое, но она ни капли не упилась слезами. Страдаю только я один.
Беру книгу, но читать не хочется. Стою и смотрю в окно. Скоро вечер, голуби совершают свои полёты. Вольные птахи, я даже им завидую. А то пилят на живую, пуль больше 130, это невозможно перенести без боли в сердце. Надо выпить обезболивающее. Впереди коронный номер - терзание меня двумя рысями. Это снится постоянно. Это непрерывающийся сериал ужасом. Галоперидол функционирует со всей мощью разрушающей сознание силой. Ради спокойной ночи матери я готов страдать хоть 200 лет ещё.
... Клыки со всей мощью сдирают кожу. Что читал о муках святого Варфоломея, тот меня поймёт. Но одно дело читать, другое дело самому переживать это. Я смотрю на все эти свои мучения как бы со стороны, с той стороны, где нет никаких мук. Да, я оказался в раю после всего что мне выпало. Мой рай - оазис здоровья и красоты. Здесь нет смерти и страха её. Здесь нет моей матери, ибо она ещё жива и готовиться только перешагнуть итоговую черту. Здесь я один, как и должно было быть. Мама, я жду тебя, а Галопердола, прости, уже не нужно.
На дне
Близорукость делает тебя потенциальным изгоем. Да, хлебнул я лиха в колледже, потаскали меня по коридорам до тупиков, как на гитаре играли в Хеллоуин,и вместо гитары была моя длинноволосая голова. Были у нас такие мясники, не целованные в зад, на благо общества. С ними я был на передовой, - 6 диопритрий, и ты уже изгой, и хочешь превратиться в рыбу.
Тогда-то я стал сбегать в озеру Лох-несс, чтобы скорее сбросить с себя провонявшуюся потом одежонку и нырнуть поглубже. Воды я боялся мясников колледжских, но расстаться с землёй и её несправедливости хотелось бы больше и скорее. В семейных трусах я уходил в тоаву, в ил, едва пробирался сквозь эти зелёные подводные чащобы. Иногда мге попадались мёртвые русалки, я не шучу. Блестящие их хвосты вполтела радовали глаза, но целиком я их почему-то боялся. Дотронуться до них можно было только так: закрыть глаза, отрешить ум и набраться вьетнамской храбрости. Но я так и не выполнил задания своего патриотизма. Странно рисковать собственными извилинами, не ровен час отвезут в жёлтый дом. На всю оставшуюся жизнь. А жизнь умалишённого это хлеще Вьетнама 60-ых годов.
Там ещё какие-то бочки валялись золотистого цвета. Может, от их содержимого и умерли русалки, не знаю. Подозреваю, эти господа магнаты всех нас потравят как крыс. Выборы будут среди роботов. Никто не будет возмущаться войнами и финансовыми кризисами, робот существо рабское, покорное своему создателю. Зачем нужен человек или та же самая русалка, скажи те вы мне? Одни проблемы. Роботы давно уже зарекомендовали себя как шаг в будущее. Какие только манипуляции не проводи с ними, всё стерпят, а человек руку поднимет на своего хозяина, поднимет и убьёт. А какому нефтяному магнату хочется умирать раньше срока. Лучше пусть человек на дно уходит, в ил, там ему и место. А мы, хозяева роботов и дронов будем жить и вытягивать из земли положенное нам Господом Богом.
Я и иду на дно. Там я сам себе безопасен, а если на земле тронь меня, могу и не выдержать, схватиться яростно и наказать обидчиков. Весь кампус напугать огнестрельными выстрелами. Томми Ленс так и сделал в декабре: припёрся при полном параде и давай стрелять по лампочкам светодиодным ценой 57 центов за штуку. Бахал, бахал и набахал 200 долларов убытку университетской братии. Его не только не исключили, а приставили в нему четырёх самых лучших психологов, и теперь Томми отказывается от своих разговоров о том, что он тоже видел русалок. Живых, правда, а не мёртвых. А я ныряю, и вижу только мёртвых. Их сотни. Застывшие ужасные гримасы на лице, запах даже чувствую я, что особенно странно. Разве под водой есть запахи. А вот и правда есть. И Томми говорил что русалки пахли арбузной коркой. Да так пахнут, что аромат выключает весь мозг подобно амфитамину. Томми врать не любил, это сейчас он с психологами врёт напрополую. Работа такая у психологов, а Томми деваться некуда, за ним три трупа и шесть раненных.