По дороге к нам в кузов запрыгивали какие-то бойцы в надежде поскорее выбраться из этого хаоса отступления.
Дорога откуда-то обстреливалась немецкой артиллерией, самолеты сбрасывали осветительные ракеты, после чего пикировали и обстреливали колонны на дороге.
Вдруг среди ночи машина остановилась. Шофер выскочил из кабины и побежал в сторону от дороги. Попрыгали все из кузова, и мы втроем с раненым генералом остались в кузове затихшей машины. Оказалось, что кончился бензин.
Тогда Лена Лундберг выскочила из кузова и, размахивая пистолетом, пыталась остановить какую-нибудь машину, чтобы переложить командира. Это ей не удавалось, наконец остановилась легковая машина «эмка». В ней ехали работники политотдела корпуса, которые лично знали командира дивизии.
Мы втроем перенесли раненого в машину. Так как он был высокий и крупный мужчина, то мы положили его почти по диагонали: ноги лежали на плечах шофера, а плечи у нас на руках.
В машине было тесно и жарко. Генералу стало хуже. Он стонал, бредил, просил пить, но воды не было и мы давали ему влажную от утренней росы траву в рот.
Где-то во второй половине ночи мы свернули с основной дорога в сторону станции Буда Кошелевская, где нам казалось меньше отходящей техники и можно будет ехать побыстрей.
Но немного мы проехали, как вдруг из тьмы ночи, а ехали мы с погашенными фарами, перед машиной возник шлагбаум, часовой и мы услышали немецкий окрик.
В мгновение шофер развернул машину и дал полный газ. Сзади раздалась пулеметная очередь. Машину она не повредила, но одна пуля попала в колено военврачу Торгунову. На ходу его перевязали, и, углубившись в лес, мы остановились.
В лесу было тихо, но вокруг горели пожарища и слышались выстрелы. Куда ехать, не совсем было ясно, и после тревожной ночи мы решили немного отдохнуть.
Кто-то из нас троих постоянно дежурил возле Н.А. Прищепы.
На рассвете генерал Н.А. Прищепа умер. Это было в лесу, недалеко от станции Буда-Кошелевская.
Здесь же молча выкопали могилу. Тело генерала завернули в плащ-палатку и опустили в могилу. У могилы постояли, отдавая последний долг нашему боевому командиру дивизии.
Чуть в стороне офицеры вырыли вторую небольшую яму, сложили туда свои полевые сумки, планшеты и зарыли их вместе с некоторыми документами.
Жене Лундберг, как старшей но доставке раненого, передали ручные часы генерала.
С рассветом мы поняли, что немцы нас опередили, что двигаться на машине больше нельзя, и, выведя из строя машину, решили идти пешком.
Военврачу Ш. Торгунову двигаться было очень трудно, и мы вынуждены были оставить его в одной из хат проходящей деревни. После стало известно, что он выздоровел и в годы войны был главным хирургом партизанского края Белоруссии.
После похорон Н.А. Прищепы мы в течение суток пробирались по немецким тылам в сторону Гомеля, чтобы выйти к своим.
Идти приходилось по открытой местности вне дорог. Если на пути встречалась деревня, нужно было выяснить, нет ли там немцев. На разведку шел кто-нибудь из нас и обязательно один из командиров. Если немцев не было мы шли через деревню, а если были немцы, то приходилось подальше обходить.
Ночью немцы все время освещали местность осветительными ракетами, и нам приходилось подолгу маскироваться, пока не гасли огни.
С большим трудом и опасностями нам удалось выйти в расположение войск 154-й стрелковой дивизии через сутки. Здесь мы доложили командиру дивизии генералу Н.С. Фоканову о последних часах жизни генерала Н.А. Прищепы...»{105}
Спустя много лет после войны в стране развернулась поисковая работа, которая, впрочем, проводилась в те годы исключительно энтузиастами — государство особенно активного участия не принимало. А сколько можно было бы сделать, если бы эта работа имела государственную поддержку! Ведь тогда были еще живы многие из ветеранов, которые могли бы немало рассказать о тех суровых годах и оказать поисковикам поистине неоценимую помощь в возвращении из небытия мест захоронения сотен тысяч павших героев. Многие старожилы сел и деревень, принимавшие в годы войны участие в погребении погибших командиров и красноармейцев, могли бы оказать большую помощь в поиске мест, где были произведены эти санитарные захоронения. Ведь не секрет, что значительная часть захоронений, найденных в последние годы, была обнаружена только благодаря рассказам местных жителей.
В 60-е годы в московской средней школе № 80 несколько лет действовал клуб любителей архивной документации, или, как его называли, «КЛАД», которым руководил учитель истории Ю.А. Петров.
Много лет участники клуба искали место захоронения генерал-майора Н.А. Прищепы. Со временем к этому поиску были привлечены следопыты школ района Буда Кошелевская. Вскоре нашлись жители одной из деревень, которые помнили, что после ухода частей Красной Армии они нашли в лесу легковую машину и невдалеке безымянную могилу, рядом с которой они поставили опознавательный знак, чтобы потом ее можно было найти.
В 1967-м году московским поисковикам удалось выйти на след медсестер, которые вывозили тяжелораненого комдива 61-й стрелковой дивизии. Они подтвердили, что именно там ими был похоронен генерал Н.А. Прищепа, сообщив при этом ряд признаков, по которым можно было идентифицировать это место. Некоторое время спустя останки генерал-майора Н.А. Прищепы были торжественно перезахоронены в населенном пункте Буда Кошелевская.
Казалось бы, справедливость на земле в очередной раз восторжествовала, но мне, прослужившему в армии более двадцати пяти лет, не понять только одно: а как могло случиться, что генерал-майор Н.А. Прищепа сорок семь лет пролежал в лесу и о нем за это время никто не вспомнил?
Я имею в виду уважаемых женщин-медиков, которые были свидетелями смерти генерала Н.А. Прищепы. Неужели ни разу в жизни их сердце не наполнилось болью за то, что он, их командир, советский генерал, лежит уже много лет где-то одиноко в лесу? Ежегодно гремят праздничные салюты в честь очередной годовщины Победы, проводятся встречи ветеранов, отдаются почести павшим бойцам и командирам, а командир 61-й стрелковой дивизии генерал-майор Прищепа Николай Андреевич лежит в земле-матушке, и никому нет дела до него. И это при условии, что все свидетели его гибели остались живы.
Неужели нельзя было после войны разыскать место его захоронения и, отдав последние воинские почести, похоронить в ближайшей братской могиле? На крайний случай, ведь можно было сообщить имевшиеся у них данные в ближайший военкомат, тем более что Н.А. Черкашина стала женой генерала Я.С. Фоканова. Да! Стала женой Якова Степановича Фоканова, того самого командира 154-й сд, друга и товарища Николая Андреевича Прищепы по 63-му стрелковому корпусу. Вот как бывает в жизни!
Мне не дано понять, как это могло произойти. Где войсковое братство и товарищество?! Сын генерала Н.А. Прищепы многие годы искал могилу отца, а они спокойно жили, не думая о своем командире, о своем друге и товарище. И если бы московские поисковики не начали бы в 60-е годы прошлого столетия разыскивать место его захоронения, лежать бы ему, по всей видимости, до сих пор в этом лесу.
Сложно, очень сложно норой понять душу русского человека: человека доброго, отзывчивого, готового прийти на помощь в самой сложной ситуации и в то же время абсолютно безразличного ко всему происходящему, черствого, не дорожащего никакими, присущими нормальному цивилизованному человеку принципами.
В мою бытность командиром полка Кантемировской дивизии один из его ветеранов, ныне здравствующий Герой Советского Союза, полковник в отставке Добрунов Григорий Тимофеевич, проживающий сейчас в Москве, во время одной из многочисленных встреч с офицерами рассказал случай, который имел место в жизни нашего полка летом 1945 года.
Этот рассказ, не имеющий прямого отношения к гибели генерала Н.Л. Прищепы, тем не менее очень интересен и как нельзя к месту. Он ярко и наглядно демонстрирует, что такое настоящая фронтовая дружба.
«Летом 1945 года прославленный в боях в годы Великой Отечественной войны 4-й Гвардейский Кантемировский танковый корпус перевозился по железной дороге в район города Наро-Фоминск, те ему было суждено расквартироваться. В составе корпуса была и 12-я танковая бригада, преобразованная впоследствии в 12-й гвардейский танковый полк.