Сегодня пришла в кабинет Наташа. Нина, прорвавши прием досыта наревелась пред ней.
— Может, вам не мучиться, а взять ребенка из Дома малютки? Сергею, при его связях, это просто.
— Я не буду любить чужого.
— Еще как полюбишь.
— Я могу родить сама. Ты можешь еще раз позвать Анатолия?
— У меня не каждую пятницу день рождения.
4
Больше половины дня съедали вызовы к больным на дом. Один вызов был к мужчине тридцати пяти лет. Он сам не знал, что у него болело. Испуганная жена подставила стул к дивану. Мужчина, бледный от боли, все же шутил, когда Нина прощупывала печень на уже обозначившемся животе.
— И вам не страшно ходить одной по чужим домам?
Жена, нервно взглядывая на Нину, собирала раскиданные игрушки.
— Чего же бояться, — отвечала Нина, следя за его лицом и ловя гримасы боли, — бояться нечего, насильники перевелись.
— Точно, — отвечал он, вытирая полотенцем мокрый лоб. — Сейчас у всех ума хватает на что угодно, только не на любовь.
Нина выписала направление на анализы, назначила жене прийти за листком нетрудоспособности.
На улице, когда Нина полезла в сумку за адресом следующего вызова, то увидела коробку конфет. Хотела вернуться, но торопилась.
Когда назавтра жена Захаревского пришла, Нина успокоила ее, употребив входящую в моду поговорку врачей: не беспокойтесь, несмотря на все наши старания, больной выживет. Женщина несмело улыбнулась.
— Не пускайте его в командировки, мы его совсем не видим, — Вдруг заплакала и мстительно сказала, что болезнь ему в наказание за измены ей. — Будешь с ним сама больной.
Вечером Нина рассказала Сергею об этой женщине. Он седел, листая патентный медицинский журнал. Оторвался, пожал плечами.
— Мне кажется, что слово «измена» себя изжило. А что, если он ее разлюбил?
— Но это ужасно, Она говорит, что живет с ним только ради детей, — сказала Нина и тут же прикусила язык. — Послушай, — торопливо сказала она, — у него немного песо-чек, что ты посоветуешь?
— Да ведь вы — терапевты — рады человека одной болью в гроб загнать. Будешь вымывать?
— А что?
— Я бы запустил, довел до камней, а с ними под нож. Раз перетерпеть, и все. А тут эта режущая боль, да еще неизвестно отчего. Вымоешь, там новые отложения. И снова?
— Кто ж виноват, что такая вода.
Сергей отлистал назад несколько страниц.
— Как раз о воде. Воды на Земле — семьдесят процентов поверхности. И только процент ее — это пресная вода рек и озер. Если учесть степень всеобщей загрязненности, скверную фильтровку, ржавые трубы водопроводов… На четвереньках к Байкалу поползем.
— А сам из-под крана пьешь.
— Кипяти. Остатки минеральных солей выкипят, и останется тот самый песок, что у твоего пациента.
Нина любила, когда Сергей говорил о своих занятиях. Сейчас тем более, они отвлекали от разговоров о ребенке.
— Твои исследования важны для многих.
Он не выдержал:
— Опять эта идиотская теория пользы для неопределенного большинства в ущерб конкретному меньшинству! Поздно, — вдруг ласково упрекнул он себя. — Ужинай, Нинок. Посмотри там, я сегодня на рынке был.
Он ушел в ванную и громко говорил оттуда:
— Врачу полезно быть на рынке. Наблюдать. Какие драконовские цены на то именно, что полезно, что витаминно, то есть то, что помогает продлить жизнь. Пища всегда была простым насыщением, наградой за труд, сейчас нет — она и цель и средство выжить. Это тревожно, это оттого, что люди боятся смерти, но ведь… Нин!
— Да.
— Настоящий мужчина бреется не утром, а к ночи.
У нее резко заболела голова. Она ушла в спальную, открыла балконную дверь и сжала виски. Ей стало страшно, что вдруг когда-то ей станет противно, что Сергей — ее муж. Он встревожился, пришел к ней. Она выругала себя за плохие мысли и постаралась улыбнуться. Сергей заметил ее состояние укутал до горла, принес чаю. Чтобы не молчать, она спросила, что еще он вычитал в своем сборнике.
— Сплошная проблема головной боли. Перерастает гипертонию и рак. Я всерьез думаю, — засмеялся он, — тебе не холодно?