– Как так?! Как и почему это могло случиться и случилось именно со мной и с моим ребенком?! Никакого бога нет! не может и не должно быть! – думала она наедине с собой.
Ведь она, Ольга Владимировна, не тупая и необразованная крестьянка, у которой и разума почти нет, а высокообразованная и просвещенная дама, с которой так глупо, жестоко и несправедливо, а главное нагло – поступать просто нельзя! А потому ни то чтобы Бога, но даже его идеи в природе просто быть не может в принципе, – потому как это немыслимо, нелогично и несправедливо! Если бы Бог существовал, то Он прежде чем что-то сделать обратился к ней и, конечно же, не посмел поступать с ней по-своему произволению, как Ему заблагорассудиться! Ведь с таким умным и хорошим человеком, как Ольга Владимировна, прежде чем что-то сделать, нужно посоветоваться, прийти к компромиссу, в конце концов, мы же все люди образованные?!! Примерно так думала или скорее чувствовала Ольга Владимировна, своим возмущенным и уязвленным сердцем.
А в это время, даже не посоветовавшись с женой, Сергей Владимирович написал заявление об уходе и совсем как Всевышний поставил ее перед фактом: они уезжают жить на его малую родину. Потому как Саши там будет лучше, а им пора отдохнуть от городской сутолоки и пожить в свое удовольствие, на свежем воздухе, среди деревенской тиши и благодати. Делать уже было нечего, в конце концов, она и сама об этом говорила, и она не без тревоги, но согласилась.
В деревне они уже прожили более десяти лет и за это время, в каком-то смысле свыклись и сжились, и с новым местом, и с новой жизнью. Ольга Владимировна даже успела немного поработать в школе, но с наступлением пенсии решила не продолжать более свой трудовой стаж и посвятить себя и все свое свободное время семье и огороду. Тем более что к последнему она открыла у себя даже некий талант и с удовольствием готова была часами ковыряться в грядках, вполне отвлекаясь этим и забывая о жизненных проблемах и заботах.
Еще подходя к дому, Митька услышал крики – это опять скандалили между собой его родители. Он намеревался тихо и незаметно проскочить к себе в комнатушку, но навстречу к нему выскочила из хаты мать.
– Сын я к тетке… Пойдешь со мной? Этот опять где-то нажрался и проходу не дает…
– Не-е мам, я чуть что, позднее приду.
– Ну, как знаешь. – И мать скрылась за воротами, хлопнув на прощание дверью калитки.
Митька зашел в хату почти крадучись и уже хотел побыстрее проскочить в свою комнату, как услышал с кухни голос отца:
– Мить!..
«Только не это!» – пронеслось у него в голове, ну делать было нечего, и он вошел в кухню. Отец сидел, облокотившись локтем, на стол; пред ним стояла начатая трехлитровая банка самогона, а в большой железной миске лежали бочковые огурцы.
– Садись, – кивнул отец на стул, стоявший за столом напротив него.
– Мать опять к брату убежала.., – то ли спрашивая, то ли утверждая, процедил он сквозь зубы.
– Сказала, что да, – ответил ему Митя.
Отец наполнил до половины граненый стакан и, громко выдохнув, сморщив в отвращении лицо, выпил: – Ох, и гадкий самогон нынче пошел,– заключил он, содрогаясь всем телом. – Хоть сам гнать начинай. Ты не будешь? – улыбаясь, спросил он у сына, то ли в шутку, то ли в серьез и посмотрел в него испытующим взглядом.
– Нет, – поспешно завертел головой Митя.
– Правильно! Рано еще, – одобрил его отец. И спросил: – А что учительница прибегала? Я сквозь сон что-то слышал, да не разобрал…
– Да так, – вздохнул Митя. – сына мы ее обидели, Сашку-дурачка.
«Дух-хух!» – раздался стук кулака по столу, посуда на столе подпрыгнула и зазвенела, а пару бочковых огурцов выскочили из миски. Митька аж зажмурился. – Вы что отморозки, вообще по охренели?! Он же больной!.. – лицо Митькиного отца выразило возмущение и недоумение. – Может мне тебя кнутом отходить?! – разгорячился он. – Это как же нужно совесть потерять, чтобы больного человека обижать?!