Митька не на шутку перепугался. Он не ожидал от своего отца такой реакции. Надо сказать, что Митька толком то и не знал своего родителя, – ни его убеждений, ни его ценностей, ни его мировоззрения. Сколько Митька себя помнил, отец всегда пил и скандалил, а больше что-то ничего и не запомнилось из жизни отца, – маты, ругань и бутылка, вот все что ассоциировалось в голове у Мити с его отцом. Словно внутри мальчика образ отца давно слился с пьянством настолько, что второе уже почти полностью заместило и вытеснило собой первое. Единственное поучение которой помнил и слышал иногда от отца Митя, это необходимость учиться, дабы не махать всю жизнь кувалдой, как отец. А здесь такое?!..
– Впрочем, я сам виноват, – сказал неожиданно Виктор, внимательно вглядываясь в сына.– Нужно было воспитывать тебя, а я в водке захлебнулся, и жизнь свою в ней утопил. – И немного подумав, добавил: – Запомни! Никогда не обижай слабых и не рой никому ям. Ты вот с дядькой со своим Евдокимом якшаешься порой. Он мужик конечно чудной, но неплохой. Неужели он тебя в своей колокольне, так ничему и не научил? Ведь у них там в религии тоже нельзя слабых обижать?.. Ну да ладно, я в этом деле не силен, только вот послушай мой жизненный опыт. Никакое зло просто так не пропадает! Будешь людям ямы рыть, рано или поздно сам в такую яму и попадешь. Обижая тех, кто слабее тебя, ты показываешь не силу, а слабость и трусость. Какое же здесь геройство, если ты обижаешь тех, кто слабее тебя? Ты обидь того кто сильнее тебя и тогда действительно покажешь и силу и смелость. Обидеть мышь любой может! А ты схлестнись силой с медведем, вот тогда и посмотрим кто ты на самом деле и что там у тебя внутри! Будь всегда человеком Мить – слабых не обижай, а перед сильными шею не гни. Это-то и будет настоящей силой, а не та паскудная слабость, которая только на первый взгляд силой кажется, а на самом деле склизкая и изворотливая слабость и шакалье приспособленчество. Как в мультике помнишь – а мы пойдем на север, а мы пойдем на север… – и Виктор презрительно сплюнул на пол сквозь зубы.
Здесь Митя не выдержал и вставил, невольно защищаясь: – А дядь Сережа сказал, что так этому дебилу и нужно. – Сказав это, он и сам почувствовал в своем сердце, в глубине своей души, всю несправедливость, глупость и жестокость такого утверждения, но не смог удержаться от защиты самого себя. Его задетое и защищающееся внутреннее «Я» не могло поступить иначе и он, чувствуя, что подличает, все же продолжал отпираться и, защищаясь, добавил: «Да он и сам в нас камни первый стал швырять!».
– Послушай сын, – вздохнул Виктор. – Послушай, что я тебе скажу. Твой дядь Сережа баба настоящая. Я тоже кстати баба и нытик, потому и заливаю внутреннею тоску этой дрянью. – и он кивнул в сторону банки с самогоном. – Но я знаю о своем бабстве. Многое вижу и понимаю, даже несмотря на вечно залитые сливы. А твой дядь Сережа?… Я его с детства знаю – мы погодки. Так вот у него понтов много, а внутри пусто. Он Мишки фермеру все детство подзатыльники отвешивал и ни во что не ставил, а теперь перед ним шею гнет, как баба последняя. Тьфу! Не люблю двуличность и лицемерие. – И он, выдохнув, налил себе еще пол стакана, и опять сморщившись и скривившись, выпил. Взяв со стола вывалившийся огурец и откусив кусок, бросил его в миску. Немного помолчав и подумав, сказал: – Ладно, все. На сегодня воспитание окончилось. Иди к себе, но помни… Помни этот разговор даже тогда, когда меня уже не будет. Всегда держи себя в руках и не превращайся в стадное животное. Не вой в кучу, никому не подвывай и никогда не обижай слабых! Всегда держи себя достойно и в руках. Иди ко мне…
Митя встал со стула и подошел к отцу. Виктор неожиданно и как-то даже стесняясь поцеловал сына в лоб и похлопав по плечу повторил: – Помни, даже когда меня уже не будет… Иди…
Митя шел к себе в комнату и думал: «Странный какой-то отец сегодня… Да и странные вещи он мне сегодня говорил, словно они с Евдокимом одну книжку прочли, а теперь каждый по-своему ее пересказывают».
– Эх, жестянка! – выдохнул Виктор, когда остался один. – Кто бы еще меня жизни научил?.. – и он, чему-то улыбнувшись, налил себе полный стакан и уже не морщась, выпил его целиком. – Его и так пьяный и затуманенный взгляд подернулся еще большей пеленой, а за ним зияла холодная тоска и безнадежная пустота. Он, взглянув в небо через занавеску окна и закурил. А вместе с дымом в него вползало безразличие ко всему, – к себе, к жизни, к сыну… И почувствовав пьянящую слабость и усталость, он, уронив голову на руки сложенные на столе и, провалился в забытье.