Однако истинное наслаждение ожидало нас после чая, когда мудир трижды затягивался из чилима — курительной трубки. После хозяина курили по очереди все гости.
Чилим (или кальян) представляет собой глиняный, искусно выполненный сосуд, в который сквозь пробку из мокрого хлопка пропущены две тростниковые трубочки.
На одну из них, достигающую почти самого дна сосуда, насажен фарфоровый стаканчик, в котором разжигается табак. Вторая трубка закреплена подвижно. Воды в сосуд наливается столько, чтобы ее уровень делил на две равные части пространство между концами трубочек (нижняя погружена в воду, верхняя — нет). Дым, проходя через воду, очищается и может втягиваться непосредственно в легкие.
Достаточно трех затяжек, чтобы зрачки у курильщиков расширились, а через мгновение веки смежаются сами собой. Каждый принимает наиболее удобную для себя позу. Одни, сидя по-турецки, опираются локтями на колени. Другие, присев на правую ногу, обнимают левую, согнутую в колене. Глаза опущены вниз или, наоборот, обращены к потолку. Начинаются рассказы.
Поначалу мне приходилось прибегать к помощи Саида, чтобы понять, о чем идет речь. Потом я лишь время от времени обращался к нему с просьбой растолковать ту или иную сложную фразу, объяснить значение еще неизвестных мне слов.
В один из таких вечеров мудир рассказал легенду о влюбленных из Диларама.
История эта произошла много, много веков назад, когда в мире существовали иные границы, а страны носили иные названия.
«В Хорасане, — рассказывал тихим мелодичным голосом Абдул-хан, — вдали от караванного пути, что пролегает с Запада в Индию, там, где прекрасная река Диларам отделяла оазисы от огромной пустыни Баква, затерялось маленькое селение Гулистан.
Трудно было придумать лучшее название для этого живописного местечка[13]. Среди цветущих лугов здесь стояли белые домики, окруженные садами из роз.
Хади был красивым, сильным юношей. Он жил вместе с родителями в маленькой хижине рядом с прекрасным домом своего богатого дяди. Каждое утро, еще до рассвета, Хади уходил с топором в лес. Он был дровосеком.
С тех пор как Хади стал юношей, его не покидали мысли о хорошенькой кузине Бибо, подруге его детских забав, наследнице богатого соседа.
Однажды Хади отправился в лес, когда на небосводе еще не погасли последние звезды. «Сегодня я ее увижу. Она придет, непременно придет, потому что любит», — говорил он сам себе.
Когда огненный солнечный шар высоко поднялся над лесом, Хади, измученный работой, упал на траву у подножия молодого дерева. И тут между стволами мелькнуло белое платье девушки. Через минуту они молча сидели рядом. Любовь возвышенна, но полна страха. В юноше кипела страсть, но мягкий и робкий характер не позволял ей прорваться наружу.
А Бибо сама от себя таила чувства, которые пробудил в ней красивый, смелый юноша. И чем сильнее была любовь, тем упорнее она скрывала ее под маской равнодушия и холодности.
Первым заговорил Хади:
— Если бы я попросил тебя дотронуться до моих губ, ты бы исполнила мою просьбу?
Лицо девушки залил румянец. Она отвернулась, не ответив ни слова.
— Отчего ты молчишь, ведь я же не закрыл рукой тебе рот? Дай мне руку и говори…
Бибо уже хотела отдаться захлестнувшей ее волне счастья, но тут же испугалась своей слабости. Голос ее дрожал, когда она проговорила:
— Как ты смеешь так со мной обращаться?! Уж не вселился ли в тебя злой дух? Недаром мама говорит, что он обитает здесь.
— Злые духи не подсказывают слов любви. Они учат ненавидеть. А я люблю тебя, Бибо. Или ты думаешь, что я недостоин тебя?
Девушка опустила глаза и поспешно поднялась.
— Мне стыдно слушать тебя. Я ухожу, чтобы рассказать все отцу. Такие дела решают старшие.
Не оглядываясь, она направилась в сторону селения.
— Бибо, — крикнул юноша, — вернись! Если ты не вернешься, я покину край, где злые духи учат любви. Бибо!
Ответа не последовало.
Лесные духи, друзья свободных дровосеков, приказали Хади уйти из селения. Просторы Гярмсира стали для юноши тесными, деревья в лесу — слишком маленькими, вода в реке Диларам приобрела горьковатый вкус.
В глубине сердца он еще хранил надежду, что Бибо вернется. Долго сидел на опушке леса, но так никто и не пришел. И тогда Хади твердо решил: «Отныне ты будешь ждать меня в тоске и горе».
День приближался к концу. Жители селения укладывались спать под крышами своих домов. Но молодого дровосека среди них уже не было.
Отец Хади ни о чем не знал — он вместе со своим богатым шурином уехал по торговым делам, зато мать беспокоилась за единственного сына.
Бибо тоже думала о юноше, который признался ей в своих чувствах. Но напрасно глядела она на крыши Гулистана. Когда настал день, девушка побежала к матери Хади. Вместе они отправились в лес на поиски. В отчаянии ходили до самого вечера.
Наступили сумерки. Бибо хотела вернуться домой, но мать решила продолжать поиски сына. Ей не страшны были ни змеи, ни лесные духи. И тогда девушка рассказала о своей вчерашней встрече с Хади.
— Если все так, как ты говоришь, — вздохнула женщина, — значит, он ушел в иные края. Мы не найдем его ни в лесу, ни в селении.
Домой они возвратились с поникшими головами: Бибо — в богатый дом отца, ее тетка — в свою маленькую хижину Одному судьба готовит богатство, другому — нужду. Богачи позволяют беднякам строить домики рядом со своими дворцами, но ничего не хотят с ними делить.
Когда Хади подошел к Дилараму, он заметил индийский караван, следующий в Исфахан. Юноша переправился через реку и стал наблюдать, как на краю пустыни Баква располагался лагерем караван. Одна за другой вырастали палатки. Утихли колокольчики верблюдов. Наступила ночь. В отблеске горящих костров вились ночные бабочки. Раздавалось лишь тихое пение погонщиков.
У Хади не было ни палатки, ни огня. Душу юноши обуяла тоска. И он запел. Над пустынными песками полилась песнь о любви, бедности, одиночестве и унижении.
В лагере индийцев воцарилась тишина. Все слушали чистый молодой голос. Владелец каравана послал за таинственным певцом. Когда гулистанец предстал перед старым купцом, тот сказал:
— Злодей не стал бы петь так прекрасно. Кто же ты такой и что привело тебя на дороги пустыни?
Долго рассказывал Хади свою историю.
На следующий день купец предложил юноше присоединиться к каравану — нужен был проводник. Хади согласился.
За четыре года, проведенных в Исфахане, Хади привязался к доброму старцу, чтил его, как отца. В большом торговом центре юноша прославился честностью в финансовых делах.
А тем временем в далеком Гулистане Бибо жила надеждой на возвращение любимого. Любовь и тоска овладели сердцем девушки. Ее прозвали Желтым Цветком. В этом прозвище не было ничего дурного, наоборот, все сочувствовали ее горю и одиночеству. Дочерей богатых отцов уважают, даже если они глупы и бездушны, а Бибо умела любить.
Хади послал письма отцу и дяде. Он хотел убедить последнего, что ему сопутствует успех, хотел, чтобы все знали, кем он стал. В письмах юноша обещал вернуться в родное селение весной.
Пришла пора, и луга Гулистана покрылись яркими цветами, деревья дали новые побеги, а молодые сердца пробудились от зимнего сна.
Каждое утро Бибо вместе с подругами приходила к реке, и, пока другие девушки смеялись, шутили, рвали цветы, она высматривала караваны из Исфахана.
Однажды на горизонте появился одинокий всадник. Подъехав к переправе, он объявил о приближении каравана индийского купца. На вопрос Бибо о Хади гонец ответил утвердительно. Девушка закрыла зардевшееся от волнения лицо. Все решили, что лучше ожидать караван в селении, и веселой гурьбой побежали между залитыми солнцем домами Гулистана.