В условленное время мы в обществе Рышарда выехали в министерство общественных работ. Оно находилось в Дарульамане — районе, расположенном далеко от центра города. Последний отрезок пути — прямая шестикилометровая широкая аллея с четырьмя рядами Остроконечных тополей по бокам, выходящая в парк, разбитый на горе. На вершине стоит здание бывшего парламента, теперь в нем разместилось наше министерство.
Несколько минут ожидания, и мы встречаемся с министром. Это полный, уже пожилой господин.
Рышард представил нас. Министр, как я сумел вскоре убедиться, прекрасно владел французским языком и неплохо знал английский. Тем не менее он приветствовал нас на языке дари. А потом поинтересовался, какое впечатление произвел на нас Кабул.
Кроме министра и переводчика в кабинете было еще несколько человек, по-видимому высоких должностных лиц. Я чувствовал на себе их изучающие взгляды.
По окончании церемонии обмена приветствиями министр Мухаммад Кабир перекинулся несколькими фразами с двумя смуглолицыми господами. Когда он поднялся с кресла, тотчас же встали и все присутствующие. Традиционное рукопожатие, — и вот мы, вновь принятые сотрудники, выходим в изогнутый дугой коридор. Нас сопровождают два начальника — Матин и Нури, а также переводчик Экбаль. Бросив Рышарду короткое: «Вечером увидимся», я вслед за Зыгмунтом поднимаюсь по широкой каменной лестнице.
Зал на втором этаже предназначался для иностранных специалистов. Здесь же работали Матин — начальник северных дорог, инженер, получивший образование в Германии, и Нури — начальник южных дорог, учившийся во Франции.
Около полудня «газик» Нури подвез нас в город. Надо было отметиться в полиции. Наш переводчик Экбаль сам сел за руль. Машину он вел превосходно и болтал без умолку. Он знал множество анекдотов, забавных историй, над которыми смеялся вместе со слушателями. Экбаль умел хорошо наблюдать и легко подмечал смешное. Когда мы подъезжали к занимающему почти целый квартал управлению полиции, он рассказал нам такую историю:
— Однажды некий вельможа получил в подарок волка. Зверю отпускали ежедневно двадцать фунтов мяса. Ухаживать за ним должен был специальный служитель. Десять фунтов мяса он давал волку, а остальные брал себе. Когда вельможа узнал об этом, он приказал своему человеку наблюдать за служителем. Мясом теперь стали пользоваться трое. Волк получал всего шесть фунтов. Человек, который доложил об этом вельможе, стал очередным надзирателем, и порция волка еще уменьшилась. Когда появились еще два контролера, волк подох с голоду.
Большой двор президиума был наполнен служащими и посетителями. Однако Экбаль, использовав все свои знакомства и эрудицию, добился того, что мы быстро сдали паспорта. А через четверть часа уже получили заверение, что они будут оформлены в течение суток. Когда спустя три недели мы вновь стали обладателями коричневых книжечек с тисненым польским орлом на обложках, Экбаль был необыкновенно горд, считая, что дело уладилось очень быстро.
Нашим первым заданием был отчет о состоянии дел на дороге Кабул — Сароби. Столицу и расположенный в нескольких десятках километров на восток от нее Сароби связывают две трассы. Одна идет на Сараки Латабанд, другая пролегает через каньон Танги-Гару.
На месте Кабульской котловины, видимо, было когда-то озеро, которое исчезло в результате тектонических смещений, открыв сток для реки через каньон Танги-Гару. Котловина расположена на высоте около тысячи восьмисот метров над уровнем моря, Сароби — на высоте нескольких сотен метров. Средний перепад воды в реке Кабул на отрезке в тридцать километров составляет около трех процентов. Это очень много, особенно если учесть, что именно сюда несут свои воды реки Горбанд, Панджшир с их многочисленными притоками. В Джелалабаде, расположенном на высоте около шестисот метров над уровнем моря, Кабул — уже большая река. На территории Пакистана она как равноправный партнер сливается с Индом.
В Сароби фирмой «Сименс» сооружена электростанция. Как и повсюду, где ведется крупное строительство, здесь выстроены гостиница и дачный поселок.
Три расположенных почти на одной параллели города — Кабул, Сароби и Джелалабад — красноречиво свидетельствуют о зависимости климата от высоты над уровнем моря. В Кабуле, где летом температура выше тридцати пяти градусов, а зима снежная и морозная, растительность почти такая же, как в Румынии или Болгарии. В Сароби уже произрастают инжир и перечное дерево, а в Джелалабаде, где никогда не бывает мороза и снега, множество пальм, апельсинов и прочих южных растений. Летом температура здесь часто поднимается выше пятидесяти градусов, а расположен он всего лишь в ста километрах от Сароби.
Всю неделю мы с Нури и Экбалем ездили по трассе Джелалабад — Сароби. Росла пачка эскизов, записей. Измерения по большей части производились на глазок, а видел каждый из нас по-своему. Зыгмунт ни за что не — хотел со мной соглашаться. Мы оба были уверены только в собственной правоте. Длительные споры чуть было не привели к возникновению двух самостоятельных отчетов.
Конечным результатом нашей деятельности должно было стать сводное описание работ, необходимых для того, чтобы превратить опасную, проложенную в трудных горных условиях дорогу в магистраль, соответствующую международным стандартам. Первые пятнадцать километров до входа в ущелье — сущий-пустяк. Немного расширить, переоборудовать несколько переездов, поправить продольный профиль. Далее шел горный участок пути. С каждым километром надо было все выше поднимать голову, чтобы увидеть небо. Дорогу подмывала бурная горная река — огромные валуны и осыпи готовы были вот-вот обрушиться. Необходимо построить опорные стены, очистить откосы, увеличить арки, обеспечить хорошую видимость. Словом, произвести самые разнообразные работы — подрывные, земляные, строительные.
Местечко Махипар привлекает внимание туристов и наводит на раздумье инженеров. Река здесь с рычанием низвергается огромными каскадами, разбиваясь о большие камни. Все это происходит в длинном ущелье шириной в несколько десятков и глубиной в несколько сотен метров.
Дорога как будто выбита в черной скале. Никакого барьера или хотя бы каменного бордюра со стороны пропасти. Несколько коротких туннелей, пара крутых поворотов, — и мы опять у реки.
Можно было бы сократить здесь путь примерно километра на два, но для этого потребовалось бы по меньшей мере прыгнуть с парашютом. Сто пятьдесят метров совершенно отвесной скалы разделяют расположенные один над другим отрезки дороги. Выше — еще несколько сотен метров вертикальной скалы. Солнце заглядывает на дно каньона всего лишь на несколько часов в день. Я дал себе слово не увлекаться описаниями природы, но, кажется, все же его нарушил.
Сразу за туннелем, где скалы вновь раздвигаются, образуя гигантское ущелье, над пропастью возвышается пятиэтажное белое здание. По всей вероятности, оно было запланировано как туристский объект — кафе или гостиница, ибо расположение его необычно, да и вид отсюда открывается великолепный! Но пока здесь хранятся цемент, железо и другие строительные материалы. Это помещение служит также казармой для солдат дорожной службы.
По традиции наиболее дикий ц самый красивый участок дороги мы проходим пешком. Пьем из холодных источников, бьющих прямо из отвесной скалы. Это одно из немногих мест в Афганистане, где европеец может позволить себе пить сырую воду без всякого риска для жизни.
В нескольких километрах от Махипара растет огромное тутовое дерево. Небольшой ручей образует здесь многочисленные каскады. Под старым деревом — каменный дом. Могучая зеленая крона закрывает верхнюю террасу. В этом живописном уголке, названном Шпуль-Баба, мы часто отдыхали после обеда.
В четверг, который оказался предпраздничным днем, мы выехали последний раз на трассу с целью описать конечный отрезок дороги через Сароби. На обратном пути должны были захватить Бронека, который каждую пятницу проводил в Кабуле. Нури на этот раз с нами не было.
Мы миновали Махипар. Экбаль затянул какую-то песенку с очень сложным мотивом. Пел он фальцетом, как будто немного в нос. Пропев, как мне показалось, одну и ту же фразу несколько раз, взволнованно спросил: