Под нами заросшие орешником глубокие балки. Многоцветные луга. Спуститься бы туда, полежать в густой альпийской траве… Некогда… Нас ждут генерал Кузнецов и Леонардо да Винчи!
…Подъезжаем к городу глубокой ночью… Неожиданно в стороне от дороги за густой буковой рощей — короткая пулеметная очередь. Потом резкие, обрывистые, одиночные выстрелы автоматов.
Останавливаем машину. Выскакиваем. Бежим через рощу, на ходу вытаскивая пистолеты. Фашистов отсюда прогнали еще на прошлой неделе. Но мало ли какие бандиты могли «застрять» в этих лесах.
Выбегаем на полянку. Высокая каменная ограда. Большой сад. Двухэтажный дом в глубине. Темные впадины окон.
Перестрелка прекратилась. Из-за ограды выскакивают трое наших автоматчиков. Увидев нас, старший тревожно спрашивает:
— Кто такие?
Сержант, подсвечивая фонарем, строго проверяет документы и облегченно вздыхает. При свете фонаря видно его скуластое лицо. Киргиз или нанаец.
— Генерал вас давно ждет, — объясняет он. — Выслал патруль навстречу. А тут, понимаете, какое дело. Видим, за оградой в саду огонь вспыхивает… Ну мы через ограду… Видим, хотят дом поджечь. А что в том доме, неизвестно. Может, какие-нибудь важные бумаги или даже люди. До этого дома у нас еще руки не дошли. Ну мы, однако, очередь в воздух. Все же они гражданские люди. А они, шайтаны, из парабеллумов. Ну тут мы, однако, разъярились, — сержант виновато развел руками, — надо было их, конечно, живыми. А мы не выдержали… Обыскали. Документов никаких. Прямо сказать, дело туманное.
Что же это за таинственный дом? Капитану Перфильеву не терпится… Вот это приключение! Будет о чем рассказать в штабе. Да и я заинтригован не меньше.
Мы долго стучим в дверь, в окна.
Наконец на пороге появляется перепуганный немец в шлафроке. Седые волосы его топорщатся. В руке дрожит оплывшая свеча.
— Вас волен зи, майне херен?
Мы объясняем. Отстраняем немца и, освещая дорогу фонарями, проходим к подвалу. Из боковой комнаты выходит рыхлая пожилая женщина с ключами. Она открывает массивный замок.' Затхлый сырой воздух ударяет в лицо. Вдоль каменных сводов бесконечно тянутся полки. На них рукописи, папки. Неужели штабной архив!.. Или «секреты» гестапо?
Капитан Перфильев берет в руки толстый фолиант и, стряхнув обильную пыль, подносит к глазам…
— Бах… Иоганн Себастьян Бах!.. — восклицает он.
Это были ноты. Огромное царство музыки! Нототека Берлинского оперного театра, спрятанная в этом маленьком городке.
Так вот что хотели уничтожить, сжечь фашисты! Чтобы ноты не достались «варварам»!
Перфильев, как шальной, метался от полки к полке. Моцарт… Брамс… Вагнер… Штраус… Пуччини… Чайковский… Римский-Корсаков… Бетховен… Весь Бетховен…
Я был удивлен. Я знал, что в фашистской Германии не поощряли Бетховена.
— Знали ли вы Бетховена? — спросил я по-немецки взъерошенного хозяина, продолжающего дрожать от страха и холода.
— О, найн, найн, — испуганно воскликнул немец. — Кайнен Бетховен, камней Бетховен. Я не знал никакого Бетховена.
Мы рассмеялись.
Тучная хозяйка, более спокойная, чем муж, тоже попыталась засмеяться.
Не бойся, Макс, — успокаивала она мужа, — господа офицеры не допрашивают тебя. Они знакомы с музыкой. Они интересуются композитором Бетховеном. Да, да, мы знали Бетховена.
…Мы поднялись наверх. Капитан Перфильев бережно прижимал к груди толстый ворох нотных тетрадей.
Перфильев сел к инструменту, поднял крышку, провел пальцами по клавиатуре, точно пробуя звук. И снова ударил по клавишам.
…Это был «Эгмонт»…
Что-то стукнуло позади меня. Я поднял глаза. В дверях, за автоматчиками, стоял генерал… Генерал Кузнецов!..
Забыв всякую субординацию, я бросился ему на шею…
Суровый генерал с опаленным лицом смущен и растроган. Я-то хоть был подготовлен. А он не ожидал такой встречи… Голова генерала совсем седая. Но глаза те же… Пристальные и добрые.
На груди Золотая Звезда, ряды орденских планок. Немалый путь пройден от последней нашей встречи.
— Да, генерал, видно, Фаусту не пришлось за вас командовать дивизией.
…В город мы въезжаем на заре. Маленький, чистенький городок весь в цветах.