У старого комбаттанта Пьера Сантена был велосипед, изрядно ветхий, но… с мотором. Мы сразу поняли друг друга. Сантен собирался в Ла-Кальметт и согласился взять меня пассажиром. Я купил венок полевых цветов у первой цветочницы.
Наш гид даже не заметил моего исчезновения. Он был сильно увлечен какой-то фреской времен Веспасиана.
И мы поехали в Ла-Кальметт по хорошо укатанной дороге со скоростью двадцать километров в час. Я обнимал старого макиссара, и мне хотелось петь от радости и возбуждения.
Мы прибыли вовремя. Человек пятьдесят жителей Нима окружили могилу наших солдат, утопающую в цветах. Здесь были и старики с разноцветными орденскими ленточками на отворотах пиджаков, и женщины, и подростки, юные Гавроши сегодняшней Франции. В это утро они оставили свои повседневные, будничные заботы и пришли сюда, как приходят, очевидно, каждый год, чтоб почтить память двух героев далекой страны, отдавших жизнь за их свободу и счастье.
Я тихо положил свой скромный букет. И наступила та самая минута молчания, о которой говорили партизаны города Нима в своем письме Никите Хрущеву.
Я, потрясенный, стоял, опираясь на крепкую руку носильщика Пьера Сантена. Вокруг меня стояли товарищи, друзья, братья.
Этой минуты молчания я не забуду никогда.
…Это было 25 августа 1961 года в Нижнем Лангедоке, в департаменте Гар, в городе Ним, освобожденном от фашистов советскими партизанами.
Вознесение
Величественная статуя женщины в полном расцвете сил и красоты. «Гаскония».
Тулуза. Город церквей, коррид и поэзии. Отсюда совершаются многочисленные паломничества в Лурд, здесь, совсем неподалеку от испанских границ, на старинных аренах последние французские тореадоры под исступленные крики зрителей вонзают свои шпаги по самую рукоять в сердце тучных, доведенных до бешенства гасконских быков. Круглая арена рассчитана на 14 тысяч человек.
В «артистической» комнате тореадоров — целый иконостас. Перед выходом на арену торреро преклоняет колени перед Мадонной, испрашивает благословения на кровавый бой. А в это время на арене бандерильеры уже «готовят» быков к смертельной встрече, доводят их до бешенства.
Прошли времена, когда на этой земле отважный д’Артаньян и его друзья мушкетеры скрещивали свои шпаги с опасными противниками… Теперь слава торреро Доминго затмила славу д’Артаньяна, а многие королевские мушкетеры стали «парашютистами» генерала Салана…
Рядом с пропитанной ладаном кельей торреро — хирургический кабинет, оборудованный по последнему слову науки.
Бывает и так, что Мадонна не оказывает тореадору должной поддержки, и его, израненного острыми рогами быка, прямо с арены, минуя комнату с иконами, приносят на операционный стол.
Всякое бывает…
Один раз в год происходят в Тулузе и другие турниры. Поэтические. Это многолетняя традиция. Со всего Лангедока съезжаются поэты. Они обязаны предварительно представить жюри свою поэму на французском языке и на старинном лангедокском наречии.
Получив благословение святой церкви, они бросаются в мирный бой, который не угрожает им очутиться на операционном столе. Турниры часто происходят прямо на площади под сенью магнолий, ив и платанов.
На старинной городской площади, носящей имя… американского президента Вудро Вильсона, средь небольшого бульвара, возвышается памятник одного из победителей таких турниров Пьера Гудули, тулузского поэта XVII века, изящного мужчины с остроконечной бородкой в стиле Генриха Наваррского.
Вокруг памятника Пьеру Гудули и утром, и днем, и вечером толпится народ. Все скамейки бульвара заняты. Разноязычная речь.
Оживленные гасконцы, потомки д’Артаньяна, смуглолицые испанцы, дочерна загорелые алжирцы, тунисцы, марокканцы. Никто из них никогда не читал стихов Пьера Гудули. И уж если один из пятидесяти слышал его имя, то никто не может раскрыть нам инкогнито неизвестного мужчины, стоящего неподалеку от поэта на высоком гранитном постаменте.
— Может быть, это господин Вильсон, — высказал предположение тучноватый брюнет с золотой цепочкой на животе, оторвавшись на мгновение от увлекательной игры в буль.
Обойдя памятник и внимательно вглядевшись в потемневшие буквы на цоколе, мы разобрали имя и фамилию незнакомца: Эфраим Михаэль…
Кто был этот Михаэль? Поэт, воин, тореадор?.. Это осталось для нас тайной…
…Церкви… церкви… церкви. Храмы. Капеллы. X, XVI, XVII, XVIII век… Улица де ля Мадлен. Старинный храм Сан Дальбад. Высокие своды, под которыми гулко отдаются шаги. Прекрасные витражи. Многоцветная мозаика.