Алисьев впервые завел разговор о бригаде. Это меня обрадовало — живой думает о живом.
Говорили о многом. И не было больше в его словах тех похоронных ноток, которыми он начал сегодняшний разговор.
— А Егорова жаль. Смелый был комбат, — пожалел Алисьев, узнав о смерти Егорова и других танкистов в том памятном бою у переправы. — И Татарушкина жаль. Вот не подумал бы, что он и Милица Воронова вызовут огонь на себя.
— А кто бы подумал о том, что ты, слепой, раненый, доставишь донесение в штаб?..
Говорили до утра. Вспоминали бои, живых и погибших боевых друзей, командиров. И чем больше мы говорили, тем все оживленнее становился Алисьев. А утром, когда первые лучи солнца пробились сквозь зашторенные окна и упали на забинтованную голову старшины, Николай почувствовал их и нежно погладил сверкавший зайчик на голове.
— Утро, — сказал он. — Солнышко светит. Открой окно, там ведь уже птицы поют…
Днем я прощался с Алисьевым. Подруливший прямо к дому самолет забирал тяжелораненых. Среди них был и Николай.
— До свиданья, друг, — сказал он, когда санитары подняли носилки. — Если успеешь, и за меня в Берлине пальни из пушки раз-другой. Ну, бывай!…
Алисьев крепко пожал мне руку.
Давно закончилась война. На месте сожженных городов и сел выросли новые, еще более светлые и красивые. Осыпались и сравнялись с землей окопы и блиндажи, заросли воронки от бомб и снарядов, где когда-то стояли насмерть солдаты, защищая родную землю. Сейчас о тех днях рассказывают только памятники да холмики одиночных и братских могил.
Широкая асфальтовая лента дороги бежит на юг. Легкий ветерок волнует необозримое море дозревающих хлебов, что раскинулось по обе стороны автострады. У развилки, почти у самой дороги, на сером гранитном пьедестале стоит танк «тридцатьчетверка». Стоит он на том самом месте Орловско-Курской дуги, где летом 1943 года проходила знаменитая танковая битва. Чуть дальше — большое солдатское кладбище. Оно все — в зелени буйно распустившихся кустов акации, молодых тополей, березок, дубков.
У танка — группа школьников. Чуть в стороне — трое мужчин. Ребята внимательно слушают рассказ своего учителя, бывшего фронтовика. Его левый, пустой рукав аккуратно заправлен в карман пиджака, а правой, здоровой рукой он выразительно жестикулирует. Он рассказывает о битве, которая разыгралась здесь два десятка лет назад, о тех, кто своей жизнью остановил полчища гитлеровских танков, дивизии фашистских солдат.
Трое тоже слушают. На груди старшего, высокого пожилого мужчины, два ряда орденских колодок.
— Александр Николаевич, — обратился к учителю маленький вихрастый мальчишка в красном галстуке. — А это не «Пионер» стоит?
— Какой пионер?
— Да вот этот танк. Я читал, есть такая книжка, «Танк «Пионер» она называется. Так в ней рассказывается о танке «Пионер», который воевал здесь летом 1943 года.
— Не знаю, Витя, — ответил учитель. — Я такой книжки не читал. Возможно, что этот тот самый танк…
Высокий, с орденскими колодками человек подошел к ребятам.
— Нет, дети, это не тот танк, — заговорил он. — «Пионера» я знал хорошо. Мы вместе служили в одной бригаде с Бучковским Павлом, командиром экипажа пионерского танка.
— Правильно, Бучковский, — обрадованно подтвердил вихрастый мальчик. — А вас как зовут?
— Меня? Иваном Гавриловичем Шершаковым, — ответил незнакомец. — Но меня в той книжке писатель не вспоминает, — улыбаясь, закончил Шершаков.
И сразу же посыпались вопросы: «Где вы живете? Как сюда приехали? Почему так назвали танк?»
— Приехал я сюда, чтобы поклониться праху моих боевых товарищей, посмотреть, как изменилась вокруг, как расцвела родная земля, отбитая у врага такой дорогой ценой.
Иван Гаврилович Шершаков прислонился к серому камню гранитного пьедестала. Ребята подвинулись ближе, притихли…
Серые глаза Ивана Гавриловича смотрели вдаль, туда, где на горизонте, сливаясь с небом, колыхалось пшеничное поле.
— У этого танка красивая биография, ребята, — после недолгого молчания заговорил Шершаков. — Начало ее относится к февралю 1943 года.
Великая битва на Волге закончилась победой Советской Армии. Десятки гитлеровских дивизий были разгромлены у стен города-героя. И как бы в ответ на эту замечательную победу трудящиеся Челябинской, Свердловской и Пермской областей обратились в Центральный Комитет партии с письмом. Они писали:
«Мы берем на себя обязательство отобрать в Уральский добровольческий танковый корпус беззаветно преданных Родине лучших сынов Урала — коммунистов, комсомольцев, беспартийных большевиков. Добровольческий танковый корпус уральцев мы обязуемся вооружить лучшей техникой, танками, самолетами, орудиями, минометами, произведенными сверх производственной программы».