…Старший мастер Григорий Мурмыло, мужчина лет сорока, сегодня что-то не в себе. Лицо не то что сердитое, а какое-то каменное, и в глазах столько горя, что просто больно смотреть на него.
«Снова, наверное, в военкомате отказали на фронт брать», — глядя на него, думают девчата.
В обеденный перерыв девчата собрались вместе. Закусывают тем, что в узелках, делятся друг с другом съестным.
Подошел и старший мастер. В руках у него газета.
— Я почитать вам пришел, девчата, — сказал Григорий Мурмыло и сел на табуретку, поближе к окну.
Придвинулись к мастеру и застыли, слушая. Нет, сегодня старший мастер читал не сводку Совинформбюро. Он читал о подвиге Зои Космодемьянской. В душе у Вали, как и у других девчат, рассказ о Зое вызвал чувство боли, негодования, желание отомстить врагу за смерть отважной советской девушки..
Старший мастер Григорий Мурмыло, смахнув слезу, сказал:
— Теперь за работу, девчата. Здесь тоже фронт, — и, тяжело опустив крупную голову, зашагал по проходу между станками…
Через неделю Валю можно было видеть в строю курсантов всеобуча. В ловко подогнанной старой фуфайке, резиновых сапогах она вместе с такими же, как и она, девушками, работницами разных предприятий города, шагала по центральной улице. «Вставай страна огромная, вставай на смертный бой, с фашистской силой темною, с проклятою ордой», — неслась над строем песня.
Шли дни, месяцы. Недавняя ученица ремесленного училища, фрезеровщица тракторного завода стала солдатом. Научилась без промаха стрелять, быстро окапываться, маскироваться, делать перебежки, наизусть знала уставы.
— Когда же на фронт, товарищ лейтенант? — обращались к работнику военкомата Гладышеву она и ее подруги Маша Вишнякова, Люда Шульгина и другие девчата.
— Всему свое время, девушки, — отвечал лейтенант и с сожалением смотрел на пустой рукав своей гимнастерки. Девушки, может быть, и попадут на фронт, а вот ему путь туда заказан.
Однажды (это было уже в 1943 году) в военкомате ей сообщили:
— Направляем тебя в снайперскую школу. Оформляй документы — и в дорогу.
В этот же день она подала заявление об увольнении мастеру Григорию Мурмыло. Тот прочитал и расстроился.
— Не отпущу, — вырвалось у него. — Кого я на место тебя поставлю, кто может на двух станках работать?
Так и написал на заявлении:
«Возражаю. Считаю, что здесь она так же нужна, как на фронте».
Все же Валю с завода отпустили. Пятнадцатилетние мальчишки, с завистью поглядывавшие на Валю, приготовили ей на прощание подарок — небольшой кинжал с наборной ручкой.
— Пригодится, может, да и память о нас будет, — говорили ей.
Вскоре Валю, Люду Шульгину и других девушек из Челябинска провожали в женскую снайперскую школу. Гудел перрон вокзала. Слезы, добрые напутствия, пожелания. Проводить Валю пришла и ее бабушка.
— О божэчко, можна як нэбудь зробиты, шоб нэ ихаты? — По старому морщинистому лицу старушки текли слезы.
— Надо, бабушка, ехать, надо, — обнимая ее, говорила Валя.
— Ну с богом, внучка. Гляди, шоб мэни не стыдно було людям в глаза дывиться.
— Не подведу, бабушка. Маме поклон передай, я ей про все написала…
Но не так быстро, как хотелось, попали девушки-снайперы на фронт. Снова штудировали материальную часть различных видов стрелкового оружия, набирались опыта выбирать цели, маскироваться, учились выдержке, выносливости — всему тому, что должен уметь снайпер, какие качества он обязан в себе воспитать.
Лишь в марте 1944 года восемнадцатилетняя Валентина Лазаренко в составе отдельного снайперского взвода попала на передовую на 3-й Белорусский фронт.
Конец марта. Ноздреватый, потемневший снег устилает землю. Необычно тихо. «Вроде и войны нет», — думает Валя, пробираясь по глубокой, в рост человека, траншее следом за младшим лейтенантом.
— Неужели это и есть передовая? — спрашивает она.
— В шестистах метрах — гитлеровцы, — младший лейтенант досадливо повел плечом (вот, мол, еще не верит, что на передний край попала) и прибавил шаг.
Прошли еще метров тридцать. Командир взвода остановился против пожилого солдата, протиравшего обоймы с патронами.
— Саватеев, где сержант?