— Надо было всё-таки исполнить обещанное, — пробормотал он.
***
Вечером Фредди принёс Флоренс огромный букет красных роз.
========== Тепло ==========
Флоренс сидит в кресле, устало откинув голову на мягкую спинку и рассеянно перебирает пальцами в воздухе. Спина едва ощутимо ноет, напоминая о целом дне стояния и хождения. Безумно хочется спать, но мысли пока ещё догорают в голове, а с этим дотлевающим костром заснуть явно не получится. Флоренс это уже знает. Проверяла как-то раз.
Она слышит шаги всего парой секунд раньше, чем в комнате появляется Фредди и, бросив на неё короткий, осоловелый взгляд, проходит к соседнему креслу, падая в него и в точности повторяя её позу. Флоренс негромко смеётся и прикрывает глаза, слыша тихий расслабленный полувыдох, полустон рядом.
Уютную, немного вязкую и ленивую тишину разрушать совершенно не хочется. Флоренс и так догадывается обо всём, что могло бы сейчас прозвучать, и это явно не стоит того, чтобы отбирать у них мгновения столь редкого спокойствия.
Из-за вечной беготни и постоянной сотни пристальных взглядов они уже успели забыть каково это: не играть. То есть совсем не играть. Быть самими собой, простыми людьми, а не мистером Трампером и мисс Васси. Не притворяться только лишь коллегами и никем более, чтобы сохранить свою репутацию, и без того хорошенько загрязняемую без всякой помощи с их стороны.
Флоренс открывает глаза и на долгую минуту замирает, глядя на уязвимо-расслабленного Фредди, успевшего явно задремать. Она тихо усмехается: вот человек, никакие мысли его не тревожат - когда устаёт, просто выключается сразу.
Она руку тянет, тыльной стороны чужой ладони самыми кончиками пальцев касаясь, по костяшкам, сильно выступающим, гладит. Фредди едва ощутимо вздрагивает, но от прикосновения не уходит. Флоренс его по щеке гладит, на шею сильную спускаясь ладонью, и внутри умирает немного, когда он ей доверчиво горло подставляет. Она, улыбнувшись, его под подбородком чешет, как кота.
— Пойдём спать, — зовёт, сама поднимаясь с неохотой и потягиваясь всем телом. — А то скоро мурлыкать начнёшь, как кот.
— Я иногда очень хочу быть котом, — бормочет Фредди, приоткрывая мутные от усталости глаза. — Чтобы меня все любили, кормили, гладили, а я спал целый день. Ну или птиц гонял.
Флоренс за время, проведённое с Фредди, видела его разным. Видела, как он может холодно и бесстрастно общаться с людьми, вынуждая их ёжиться от остроты серой зелени радужек. Видела, как он разгромил в порыве безотчётной ярости полквартиры, взбесившись и едва не рыча на неё. Видела, как он сдавленно мечется по кровати, попавшись в тенёта собственного кошмара, наверняка в очередной раз вынуждающего его пережить всё то, что так хотелось забыть. Все эти состояния были ей знакомы.
Но самое ценное, то, когда он был самим собой, не пытаясь закрываться, прятаться, — именно этих моментов было так мало, и Флоренс так плохо знала его самого. Настоящего.
Флоренс возле него на кровати лежит, неосознанно какие-то узоры кончиками пальцев на перевитых тёмными венами запястьях рисуя, и думает, что у неё ещё всё впереди, и она ещё сумеет узнать его, настоящего, надо только подождать…
…И спрятать этот чуть плывущий, усталый, до бесконечности открытый взгляд, как можно глубже в своей душе, чтобы никто кроме неё не добрался и воспользоваться этой открытостью светлых радужек не смог.
========== Я люблю тебя ==========
Ветер на улице, кажется, пытается выморозить до самых костей, забираясь под одежду и лишая столь драгоценных крох тепла. Фредди неуютно ёжится, плотнее запахивая пальто и ускоряя шаг. На небе уже темнеют мрачные облака, а попасть под дождь ему совершенно не хочется.
Город кажется Фредди совсем неприветливым. За этот тур в погоне за шахматной игрой они с Флоренс уже объездили половину земного шара, поэтому Фредди даже не пытается вспомнить, где же они сейчас. Это ощущается вообще не важным. Особенно после выматывающего интервью, во время которого над ним, видимо, решили жестоко поиздеваться, заставляя невольно вспоминать слишком много уже прошедшего и пропитанного металлической горечью.
Первая капля всё-таки падает за шиворот, и Фредди вздрагивает, срываясь на бег, как и многие вокруг. Дойти до номера отеля, где они остановились, остаётся совсем ничего, поэтому не хочется промокнуть возле самого порога. На вежливое приветствие служащего отеля Фредди не обращает никакого внимания, проходя мимо, спеша поскорее к себе.
Дверь. Щелчок замка.
Фредди замирает на миг, прикрывая глаза и лопатками упираясь в дверь. Слышит чужие шаги, но не шевелится, лишь улыбаясь на ласковое прикосновение к всё же чуть намокшим волосам и тихое:
— Эй, не засыпай прямо здесь. Я тебя не дотащу.
Фредди чувствует, как с него тянут пальто, и сам выпутывается из рукавов, не открывая глаз. Слепо подаётся вперёд, тычась лицом в родное плечо, урчит по-звериному, когда ласковые пальцы зарываются в волосы, с нажимом проходясь по затылку и забирая надоедливую ноющую боль из черепа.
— Это всё уже неважно, — медленно проговаривает Флоренс, почти слыша мечущиеся в слишком гениальной голове мысли. — Ты дома. Пойдём на кухню, хоть чаю попьёшь?
Фредди согласно уркает, неохотно отстраняясь и открывая глаза. Флоренс в усталую посеревшую зелень вглядывается и своим взглядом греет, промозглость из родной души гоня прочь. Ладонь чужую ловит, пальцы переплетая, и за собой мягко тянет, в ванную заходя.
— Умывайся и приходи, ладно?
— Хорошо, — соглашается Фредди и морщится невольно от звука собственного охрипшего после споров голоса.
Вода последние остатки этого жуткого дня смывает, оставляя после себя лишь усталость, волнами растекающуюся по всему телу. Фредди неуловимо расслабляется, отпуская неестественно идеальную осанку; моргая и щурясь привычно, а не глядя пронзительным волчьим взглядом.
Для Фредди с появлением в его жизни Флоренс появилось и понятие «дома». Он может провести целый день в сложных партиях, интригах, бешеных спорах, каких-то драках или злости, но стоит прийти туда, где кроме него и Флоренс нет никого, как вместе с замочным щелчком что-то отзывается и в нём самом. Не остаётся места для всех эмоций и проблем, что были за день — остаётся только тепло, доверие, нежность и родной взгляд, родные руки, родная душа.
Фредди на кухню выходит и на соседний с Флоренс стул опускается, ладонями чашку обнимая и греясь будто. Флоренс этот жест замечает, к нему одной рукой тянется, приобнимая со спины.
— Замёрз?
— Устал, — отзывается Фредди, чай отпивая и пробежавшее внутри тепло чувствуя. От чая или от уже полноценных объятий подошедшей к нему Флоренс он судить не решается.
Флоренс по напряжённым плечам сквозь тонкую ткань рубашки руками ведёт, мышцы от напряжения закаменевшие растирая; по задней части шеи проходится пальцами, замечая, как Фредди доверчиво наклоняется вперёд, подставляясь под прикосновение, и на затёкший шейный позвонок надавливает, разминая. Фредди тихо стонет, почти грудью на стол ложась.
— Пошли спать? — предлагает Флоренс, осторожно его за плечо на себя потянув.
Фредди лишь что-то согласно уркает, и Флоренс тихо смеётся на эти звериные повадки. Фредди ей вообще часто волчонка напоминает: вроде и скалится, и растерзать может, а всё же приручился, сейчас возле неё клубочком свернувшись и сонно носом куда-то ей в ключицу уткнувшись.
Флоренс тёмные пряди перебирает, по лбу бледному губами мажет, обнимая и в плечо ему утыкаясь. Фредди её за талию обнимает, шепча тихо:
— Я люблю тебя.
Флоренс улыбается. Фредди кожей чувствует, что улыбается, и отзывается ему эхом:
— Я люблю тебя.
***
— Мы не сможем допустить вас до игры, пока вы не подпишите соглашение о том, что проиграете. Ну поймите, вы, Фредерик, это политика! И вы её часть, как и шахматы…