— Я не собираюсь ничего подписывать. И я не являюсь чьей-то частью или послушной марионеткой. Как и шахматы.
Фредди каждое слово проговаривает медленно, будто осязаемо им надавливая, взглядом пылающим, потемневшим прожигает, едва сдерживая клокочущее в горле рычание.
— Ну это же глупость, просто глупость! — возмущается кто-то. — Неужели вы сейчас сорвёте целый чемпионат в угоду своей гордости? У вас слишком завышена самооценка, молодой человек! Вы ещё не доросли до того уровня, чтобы выставлять условия и сделаете всё, что прописано в этом договоре, а иначе потеряете свою репутацию…
Фредди срывается настолько резко, что никто не успевает остановить его или хотя бы проследить движение. Говоривший минутой ранее человек отлетает к противоположной стене со сломанным носом, а Фредди выбегает прочь из этой комнаты, забыв даже пальто.
Через столпившихся возле дверей журналистов и простых зевак пробирается, расталкивая их грубо. У него перед глазами всё алой пеленой застилает, а в ушах гулом болезненным отдаются чужие слова.
Он ни перед кем прогибаться не собирается.
На улице холодно ужасно, и Фредди забегает в отель, почти не чувствуя заледеневших рук. К двери номера на мгновение со стороны коридора лбом прижимается, не с первой попытки ключом попадая.
Дверь. Щелчок замка.
Он почти что падает в руки почти сразу подошедшей, встревоженной Флоренс, пугая её этим. Она его к себе прижимает, чувствуя, как того трясёт, замечает, что он без пальто.
— Фредди, что случилось? Тише, успокойся.
Она по напряжённым лопаткам его гладит, на грудь одну ладонь опускает, дыхание сорванное чувствуя и только сейчас едва слышный рык замечая. Понимает, что трясёт его не только от холода, но и от злости.
— Это уже неважно, — глухо выдыхает он ей в волосы, жмурясь до цветных пятен под веками. — Это… не касается дома.
Флоренс ладони ему на плечи опускает и отстраняет его от себя осторожно. В глазах родных всё ещё слишком много всего читает.
— Пойдём, я тебе ванную налью?
Фредди дёрганно кивает и за Флоренс идёт. Она, пока он раздевается, воду наливает, масла с ненавязчивым, тягучим ароматом добавляет. Фредди в тёплую воду забирается, взгляд благодарный на Флоренс бросая. Она рядом, на бортике пристраивается, к шампуню тянется.
— Садись, я тебе голову помою.
Фредди ноги к груди подбирает, лбом в колени утыкаясь, и забывается, теряясь в осторожных прикосновениях родных рук. Флоренс долго шампунь вспенивает, голову массируя. Пряди промывает, глаза Фредди ладонью своей прикрывая, чтобы вода не попала. Подумав, ещё шампуня на руки льёт, по плечам гладя, спину, напряжённую растирая. Фредди под её руками расслабляется, выдыхая умиротворённо.
Флоренс с невольной улыбкой напоминает ему, чтобы не засыпал, на что Фредди ворчит что-то неразборчивое, поднимаясь и в махровое полотенце кутаясь. В сон его действительно клонит ужасно, а от прежней злости не осталось и напоминания.
Фредди, в кровати лёжа, Флоренс обнимает, в её ладони лбом упираясь. Говорит тихо:
— Я люблю тебя.
— Спи, чудо моё. Нам ещё завтра твоё пальто надо найти, — по-доброму фыркает Флоренс.
— Пусть оставят себе, — бормочет Фредди, уже засыпая.
— Я люблю тебя, — выдыхает Флоренс, в тёмную макушку носом зарываясь.
Фредди улыбается ей во сне, почувствовав.
========== Звуки и цвета ==========
Фредди забежал домой, едва удерживаясь от того, чтобы привычно хлопнуть дверью. Замер, оглядываясь, и резко выдохнул, прикрывая глаза. Ни одна встреча или беседа, не затрагивающая шахмат, с недавно появившимся в его жизни секундантом, ещё и не заканчивалась иначе, чем ссорой, но Фредди всё равно злился.
Как только они сошлись, то сразу поняли: за шахматной доской вместе им не будет равных. Так и случилось. Но стоило остаться наедине просто поговорить хоть о чём-нибудь, как это обязательно перерастало в спор. Флоренс Васси казалась Фредди совершенно невыносимой и упрямой женщиной, которая даже и не пыталась рассматривать чьё-то ещё мнение, кроме своего.
Фредди зашёл в спальню и тоскливо пнул носком ботинка какую-то коробку. Та отозвалась жалобным звоном. Фредди непонимающе остановился, глядя на этот предмет в полной растерянности. Он заселился в этот дом около года назад и побросал некоторые вещи как попало, потому что не думал, что задержится здесь, но жизнь сложилась несколько иначе, и сейчас он никак не мог вспомнить, что было в этой, так и не распакованной ещё с приезда, коробке.
Он опустился на пол, осторожно разогнул картонные края и замер, глядя на лежавший в ней предмет. Фредди протянул руку, желая достать, и невольно заметил, как дрожали пальцы.
Фредди встал, держа в руках небольшую скрипку. По ней было видно, что та намного старше его самого, новыми выглядели лишь струны, которых Фредди касался самыми кончиками пальцев совсем недоверчиво. Он отошёл к окну, неуверенно перехватил инструмент, опуская голову и пробегаясь по струнам, чуть зажимая их.
Подушечки пальцев подзабыто закололо, и Фредди взволнованно вернулся к коробке, вынимая из неё смычок, и на пробу проводя им. По комнате резанул ощутимо острый звук, и Фредди испуганно замер, прислушиваясь. Но в доме никого не было кроме него, и он, глубоко вздохнув, стал вспоминать забытые движения, чувствуя, как прошлое снова утаскивает в свои лапы.
***
— Вообще-то, мы условились играть на деньги.
Фредди стоял, обиженно нахохлившись, словно так он, в свои семь лет, мог казаться больше и внушительнее. Неопрятно одетый мужчина, роющийся по полкам своей квартиры, лишь огорчённо вздохнул, поворачиваясь к нему и разводя руками:
— Нет их. Жена, видимо, куда-то спрятала… О, давай я тебе скрипку отдам! — вдруг загорелся идеей тот. — Мне она всё равно не сдалась, а ты продашь, и деньги тебе будут!
— Кому я её продам? — Фредди скептично посмотрел на скрипку, готовую, казалось, прямо в тот же момент рассыпаться. Некоторые струны вообще были порваны.
— Не знаю, не моё уже дело, — замотал головой мужчина, незаметно выталкивая Фредди на улицу и захлопывая за ним дверь.
Фредди огорчённо помотал головой: такими темпами он себе даже на новый журнал с описанием недавно прошедших партий не скопит. Снова посмотрел на инструмент в своих руках.
— Ну и что мне с тобой делать? — спросил, бредя по улице. — Тебя разве что в музей продавать, тебе вообще сколько лет?
Фредди задел одну из струн, и та болезненно зазвенела. Фредди поморщился, опускаясь на скамейку. Хотелось есть, а вот домой идти не хотелось совершенно. Денег сегодня достать не удалось, а идею продать эту скрипку он сразу отмёл, как бессмысленную, да и… жалко. Она чем-то неуловимо напомнила Фредди самого себя: тоже ненужная, поломанная. Фредди вздохнул и неохотно поплёлся домой.
На скрипку он снова наткнулся только спустя два года, разбираясь в шкафу и будучи в совершенно дурном от этого настроении. Та успала с самой верхней полки, и он едва успел поймать её, не дав окончательно испортиться. Удивлённо посмотрел на забытый инструмент, вспоминая, откуда тот взялся.
Вечером он пошёл к мастеру, попросив заменить струны и продать ему смычок, благо в этот раз деньги с соревнований у него были. Фредди сам не до конца понимал, зачем это делал, поскольку прекрасно осозновал, что важнее шахмат для него ничего уже не будет, но тем не менее.
Ещё спустя месяц Фредди сидел в комнате учителя музыки, едва не засыпая, потому что шахматы оставались на первом месте, а на скрипку уходили последние силы и крохи времени. Вроде бы простая мелодия всё ещё звучала нестройно и тоскливо, смешиваясь с идущим за окном дождём. Фредди невольно неуютно поёжился, представив, как пойдёт по темноте и холоду домой.
— Достаточно, — остановил его учитель. — Знаешь, Фредди, я сначала сомневался, думал, ты просто новичок и всегда усталый, но сейчас могу сказать тебе точно: у тебя нет музыкального слуха. Это не беда по сути. Ты можешь брать техникой, но всё же для скрипки нужно… чувствовать её, а ты не сможешь.