Он с нескрываемой насмешкой над очередным противником делает решающий ход и уходит.
В шахматах он король.
Он смог из пешки выйти в ферзи и даже дальше.
И он всё ещё не резанул лезвием по запятью, несмотря на то, что кровным родным на него пугающе плевать и порой от одиночества шаг за оконную раму сделать хочется до дрожи внутренней.
Единственное, что отказывается подчиняться — это доска собственной жизни и судьбы. Фредди прекрасно понимает, что он здесь последняя фигура.
Но никому в этом не признаётся.
***
Флоренс в его жизни появляется как-то случайно. Со своим прошлым, в котором боли и страха ничуть не меньше, чем в его собственном. Со своей ненавистью и своей местью.
Фредди её не отталкивает, хотя и не до конца отдаёт себе отчёт почему. Может, просто слишком долго был один.
Но о доверии не может быть и речи. Эта девушка такая же, как и все — предаст и забудет.
Он никого не подпустит к своей душе. Да и ей вскоре наскучит рядом с ним, и она уйдёт.
Все они уходят.
***
Фредди от кошмара очередного просыпается с криком сдавленным. Дёргается, то ли убежать желая, то ли спрятаться.
Из рук, его осторожно обнявших поперёк груди, вырваться пытается, почти до синяков чужие запястья стискивает, тянет с силой, освободиться пытаясь.
— Т-ш-ш, тише! Фредди, тише!
Голос знакомым ощущается и, кажется, ему доверять можно. Фредди зверем настороженным замирает, от малейшего неправильного движения прочь прянуть готовый.
— Тише, тебе приснился сон. Только сон! Тише.
Испуг медленно уходит, оставляя после себя лишь потерянность. Фредди тихо стонет, откидывая голову на плечо Флоренс и отпуская её руки. Она, почувствовав безмолвное разрешение, пальцы ему в волосы запускает, прочёсывает, голову массирует несильно.
Спустя минуту долгую, утягивает его за собой, на кровать роняя. По лопаткам, болезненно вывернутым, гладит, позвоночник напряжённый растирает.
Он впервые ей остаться на ночь разрешил, не сославшись на подготовку к очередному турниру, и Флоренс совершенно не понимает, как помочь.
Она не могла представить, что за маской этого, весьма уверенного в себе и считающего весь мир ничтожеством, человека, скрываются свои страхи, свои раны.
— Что тебе приснилось? — спрашивает она тихо, когда его дыхание наконец успокаивается, и он неуверенно обнимает её в ответ.
— Это неважно. Это был просто сон, который никак не помешает мне в реальности.
— Это важно, — Флоренс его лицо в свои ладони берёт, в глаза заглянуть пытается. — Тебе же плохо. Больно.
Фредди взгляд поднимает, и она даже в полумраке различает боль, плещущуюся на дне болотных радужек. Ей почему-то безумно хочется хоть часть этой боли забрать. Она складку напряжённую на лбу разглаживает кончиками пальцев, веки очерчивает, по скуле проводит. Фредди её ладонь перехватывает и целует в центр, лицом в неё утыкаясь, шепчет едва различимо:
— Детство. Мне приснился тот мальчишка, который никому не нужен был. Который вообще непонятно зачем в этом мире жил. Он до сих пор никому не нужен, только теперь справляться с этим научился… Но прошлого всё ещё…
Он замолкает, недоговаривая, но Флоренс кожей ладони беззвучное: «Боится», чувствует. Она ладонь ему на впалую щёку перемещает, большим пальцем губы очерчивает осторожно. Ей шаг неверный сделать страшно. Она понимает, что Фредерик Трампер ещё ни перед кем таким открытым не был. Никому настолько не доверял.
Ей это доверие потерять страшно почему-то.
— Но теперь ты нужен, Фредди. Ты мне нужен.
В зелёных глазах недоверие мелькает, но он улыбается робко. Флоренс его снова к себе тянет, и он льнёт доверчиво, лицом ей в ключицу утыкаясь. Едва слышное: «Спасибо», выдыхает.
Флоренс всю ночь спит чутко, рук с его лопаток не убирая и, на дрожь малейшую, в макушку растрёпанную целуя, словно напоминая: «Я здесь, я рядом, я с тобой».
— Ты не один, — шепчет тихое.
***
Фредди глаза распахивает, воздух глотая судорожно. На простынях сбитых в комок свернуться пытается. Уменьшиться. Спрятаться.
Нежных рук единственной, которая понимала и которой он доверился, отчаянно не хватает. Темнота и одиночество обжигают своим холодом.
За окном шумит яркий Бангкок.
Тишину гостиничного номера разрезает стон, полный невысказанной боли.
========== Журналист ==========
Фредди несколько пустым взглядом сверлит стену какого-то бара, вертя в руке бокал. У него на лице пара свежих ссадин, а на когда-то белой рубашке — кровь. Костяшки изящных рук настолько привычно сбиты до мяса, что он даже не придаёт этой ноющей боли хоть какое-то значение.
Он глаза прикрывает чуть устало, скашивает немного взгляд на своего «соседа». Сидящий рядом мужчина прижимает одной ладонью платок к разбитым губам, а другой тоже сжимает бокал, ловя на его изгибах блики света. Один рукав у его пиджака отсутствует, и на оголённом предплечье видны следы словно от когтей или ногтей. Как и на лице.
— Как видишь, моя история весьма прозаична для этой жизни, но сколько продаж ты соберёшь с одного заголовка, — Фредди усмехается жёстко, рукой взмахивает, будто в воздухе что-то выписывает. — «Фредерик Трампер признал сокрушительный крах всех планов и надежд!» Хоть у кого-то будет успех.
— Я не собираюсь ничего, из рассказанного тобой, сообщать в газеты, — тихо отзывается тот, тщетно пытаясь поймать взгляд собеседника.
— Зачем же тогда слушал?
— Потому что ты рассказывал. Мне… было интересно.
Фредди фыркает насмешливо, не сдержавшись. Он головой встряхивает, чёлку с глаз отбрасывая, и поворачивается наконец к своему новому знакомому, которому случайно поведал полную повесть своей жизни. Хоть биографический роман пиши.
Фредди вообще-то ждал, что тот исчезнет, как только всё из него вытащит, и побежит статью строчить, но что-то явно идёт не так. С этим журналистом вообще всё идёт не так с самого начала…
…Фредди по улице Бангкока шёл, мысленно ненавидя этот город за его яркость, шум, вечную кутерьму, смешивающую и без того разрозненные мысли ещё больше. Он забыться хотел в каком-нибудь из баров, чтобы просто стереть из своей головы лишнее и присоединиться к этому празднику жизни, который тут видимо не утихал. Особенно ночью.
И возникший из ниоткуда журналист, с сотней-другой вопросов, душевному равновесию отнюдь не способствовал.
Фредди не помнил толком, когда разум заволокла алая пелена, и он бросился на него, разрывая плотную ткань дорогой одежды. Отрезвление пришло лишь вместе с полученным ударом в лицо и сильным толчком в грудь.
— Фредерик Трампер набросился на журналиста! Позор изгнаннику шахмат! Бывший шахматист окончательно сошёл с ума!
Журналист, поднявшийся на ноги, смотрит на Фредерика взглядом, в котором удивление слишком сильно смешивается с настороженностью, почти её заглушая.
— Это вы мне так решили все варианты заголовков перечислить, мистер Трампер? — интересуется он.
— Это я все варианты завтрашних ресов в какую-нибудь другую страну перечисляю. Но ваша порода меня, наверное, даже из гроба вытащит! — огрызается Фредди в ответ, тоже поднимаясь и кровь на лице прямо рубашкой стирая.
— Я не собираюсь ничего писать о сегодняшнем происшествии. Меня Жак зовут.
— Приятно познакомится, — буркает Фредди, руку протянутую игнорируя намеренно. — Моё имя уже похоже всем известно.
— Ваше имя и вправду всем известно. Особенно после матча в Мерано, за которым, затаив дыхание, наблюдал весь мир! Это же какое было противостояние! Не только двух величайших шахматистов, но и двух держав! Так интересно было следить за каждым ходом на шахматной доске и…
— Послушай, ты бар где-нибудь поблизости знаешь? — перебивает Фредди бесконечный поток чужих эмоций, облачённых в мысли и слова.