Динни и её отец сидели и ждали. Появился судебный пристав и передал судье записку; тот что-то написал на ней, и пристав унёс её обратно к присяжным. Почти немедленно после этого возвратились и они.
Широкое доброе лицо женщины, похожей на экономку, казалось обиженным, словно с ней в чём-то не посчитались, и Динни мгновенно поняла, что сейчас будет.
— Вынесен ли ваш вердикт единогласно, господа присяжные?
Старшина поднялся:
— Да, единогласно.
— Считаете ли вы ответчицу виновной в прелюбодеянии с соответчиком?
— Да.
— Считаете ли вы соответчика виновным в прелюбодеянии с ответчицей?
«Разве это не одно и то же?» — удивилась про себя Динни.
— Да.
— Какое возмещение должен, по-вашему, уплатить соответчик?
— Мы полагаем, что он должен оплатить только судебные издержки сторон.
«Чем больше любишь, тем больше платишь», — мелькнуло в голове у Динни. Не обращая больше внимания на слова судьи, она что-то шепнула отцу и выскользнула в коридор.
Крум стоял, прислонясь к окну, и Динни показалось, что она никогда не видела фигуры, исполненной такого отчаяния.
— Ну что, Динни?
— Мы проиграли. Возмещение ущерба не взыскивается, платим только судебные издержки. Выйдем, мне нужно с вами поговорить.
Они молча вышли.
— Пойдём посидим на набережной.
Крум усмехнулся:
— На набережной? Замечательно!
Больше они не сказали ни слова, пока не уселись под платаном, листва которого из-за холодной весны ещё не успела окончательно распуститься.
— Скверно! — сказала Динни.
— Я выглядел форменным болваном. Теперь хоть этому конец.
— Вы что-нибудь ели за последние два дня?
— Наверно. Пил во всяком случае много.
— Что вы собираетесь делать дальше, мой дорогой мальчик?
— Съезжу поговорю с Джеком Масхемом и постараюсь подыскать себе работу где-нибудь вне Англии.
Динни сообразила, что взялась за дело не с того конца. Пока она не знает намерений Клер, предпринимать ничего нельзя.
— Конечно, от советов мало пользы, — опять начала она, — но не могли бы вы подождать с месяц, прежде чем что-либо решать?
— Не знаю, Динни.
— Прибыли матки?
— Ещё нет.
— Но не бросать же вам дело, не начав его?
— По-моему, у меня теперь только одно дело — как-нибудь и гденибудь просуществовать.
— Мне ли не знать, что вы чувствуете! Но всё-таки не поддавайтесь отчаянию. Обещаете? До свиданья, мой дорогой, я тороплюсь.
Девушка поднялась и крепко пожала ему руку.
Придя к Дорнфорду, она застала там отца, Клер и «очень молодого» Роджера.
У Клер было такое лицо, словно случившееся произошло не с нею, а с кем-то другим.
Генерал расспрашивал адвоката:
— Сколько составят издержки, мистер Форсайт?
— Думаю, что около тысячи.
— Тысяча фунтов за то, что люди сказали правду! Мы не можем допустить, чтобы Крум заплатил больше, чем придётся на его долю. У него же за душой ни пенса!
«Очень молодой» Роджер взял понюшку.
— Ну, — объявил генерал, — пойду, а то жена совсем извелась. Динни, мы возвращаемся в Кондарфорд дневным поездом. Едешь с нами?
Динни кивнула.
— Отлично! Весьма вам признателен, мистер Форсайт. Значит, постановление о разводе будет к началу ноября? До свиданья.
Генерал ушёл, и Динни, понизив голос, спросила:
— Теперь, когда всё кончилось, скажите откровенно, что вы об этом думаете?
— То же, что и раньше: если бы на месте вашей сестры были вы, мы выиграли бы.
— Меня интересует другое, — холодно уточнила Динни. — Верите вы им или нет?
— В целом — да.
— Дальше этого юрист, очевидно, не может пойти?
«Очень молодой» Роджер усмехнулся:
— Никто не скажет правды, не умолчав при этом о чем-нибудь.
«Совершенно верно», — подумала Динни и спросила:
— Можно вызвать такси?
В машине Клер попросила:
— Сделаешь для меня кое-что, Динни? Привези мои вещи на Мьюз.
— С удовольствием.
— Кондафорд сейчас не для меня. Ты видела Тони?
— Да.
— Как он?
— Скверно.
— Скверно… — с горечью повторила Клер. — А что я могла сделать, когда они на меня накинулись? Во всяком случае, ради него я солгала.
Динни, не глядя на сестру, спросила:
— Можешь ты мне честно сказать, что у тебя за чувство к нему?
— Скажу, когда сама разберусь.
— Тебе надо поесть, дорогая.
— Да, я проголодалась. Я вылезу здесь, на Оксфорд-стрит. Когда ты приедешь с вещами, я уже приведу квартиру в порядок. Меня так клонит в сон, что я, кажется, проспала бы целые сутки, хотя, наверно, и глаз не сомкну. Если вздумаешь разводиться, Динни, не опротестовывай иск, иначе будешь потом думать, что отвечала на суде не так, как надо.