— Бедняжка Клер!
— Словом, тётя, она вернулась домой для поправки здоровья.
Леди Монт зарылась носом в цветы, наполнявшие вазу:
— Босуэл и Джонсон называют их «богоснедники». Они без запаха. Какая болезнь может быть у Клер? Нервы?
— Ей нужно переменить климат, тётя.
— Но, Динни, сейчас столько англо-индийцев возвращается обратно…
— Знаю. Пока сойдёт и такое объяснение, а дальше видно будет. Словом, не говорите, пожалуйста, даже Флёр.
— Скажу я или нет, Флёр всё равно узнает! От неё не скроешь. Клер завела себе молодого человека?
— Что вы, тётя?
И Динни извлекла из чемодана коричневый халат, вспоминая, с каким выражением лица молодой человек сказал им: «До свиданья!»
— На пароходе? — усомнилась тётя.
Динни переменила тему:
— Дядя Лоренс сейчас очень увлекается политикой?
— Да. Это так тягостно. Что хочешь приедается, если о нём вечно разговаривать. А у вас надёжный кандидат? Как Майкл?
— Он в наших краях человек новый, но, видимо, пройдёт.
— Женат?
— Нет.
Леди Монт склонила голову набок, прищурила глаза и пристально взглянула на племянницу.
Динни вынула из чемодана последнюю вещь — пузырёк с жаропонижающим:
— Вот уж не по-английски, тётя!
— От груди. Его сунула мне Делия. Я болела грудью. Давно. Ты лично говорила с вашим кандидатом?
— Да.
— Сколько ему лет?
— По-моему, под сорок.
— Чем он занимается?
— Он королевский адвокат.
— Фамилия?
— Дорнфорд.
— Я что-то слышала про Дорнфордов, когда была девушкой. Но где? А, вспомнила — в Альхесирасе. Он командовал полком в Гибралтаре.
— Наверно, всё-таки не он, а его отец?
— В таком случае, у него ничего нет.
— Он живёт тем, что зарабатывает в суде.
— Когда тебе меньше сорока, там много не заработаешь.
— Не знаю, он не жаловался.
— Энергичный?
— Очень.
— Блондин?
— Скорее шатен. Он выдвинулся как адвокат именно в этом году. Затопить камин сейчас, тётя, или когда вы будете переодеваться к обеду?
— Потом. Сначала сходим к малышу.
— Хорошо. Его, должно быть, уже принесли с прогулки. Ваша ванная внизу, под лестницей. Я подожду вас в детской.
Под детскую была отведена та же низкая комната со стрельчатыми окнами, где и Динни и сама тётя Эм получили первое представление о неразрешимой головоломке, именуемой жизнью. Теперь там обучался ходить малыш. В кого он пойдёт, когда станет постарше, — в Черрелов или Тесбери, — было ещё неясно. Няня, тётка и бабка образовали вокруг него треугольник, чтобы он мог поочерёдно падать в их восхищённо распростёртые объятия.
— Он не гулит, — заметила Динни.
— Он гулит по утрам, мисс.
— Падает! — воскликнула леди Монт.
— Не плачь, маленький!
— Он никогда не плачет, мисс.
— Весь в Джин. Мы с Клер до семи лет любили пореветь.
— Я ревела до пятнадцати, а после сорока пяти начала снова, — объявила леди Монт. — А вы, няня?
— Некогда было, миледи: у нас большая семья.
— У няни была замечательная мать. Их пять сестёр — все чистое золото.
Румяные щёки няни заалели ещё ярче, она улыбнулась застенчиво, как девочка, и потупилась.
— Смотрите, он скривит себе ножки, — предупредила леди Монт. — Довольно ему ковылять.
Няня, подхватив упиравшегося мальчугана, водворила его в кроватку; он важно нахмурился и уставился на Динни.
— Мама в нём души не чает, — сообщила та. — По её мнению, он будет вылитый Хьюберт.
Леди Монт издала звук, который, как убеждены все взрослые, должен привлекать внимание детей.
— Когда вернётся Джин?
— Не раньше очередного отпуска Хьюберта.
Леди Монт остановила взгляд на племяннице:
— Пастор говорит, что Ален остаётся в Гонконге ещё на год.
Динни, покачивая погремушкой перед ребёнком, оставила без ответа реплику тётки. С того летнего вечера год назад, когда она приехала домой после бегства Уилфрида, она не говорила сама и никому не позволяла заговаривать о её чувствах. Никто, да, вероятно, и она тоже, не знал, затянулась или нет её сердечная рана. Казалось, у неё вообще больше нет сердца. Девушка так долго и упорно подавляла в нём боль, что оно словно ушло в самые сокровенные глубины её существа и биение его стало едва уловимым.
— Теперь куда, тётя? Маленькому пора спать.
— Пройдёмся по саду.
Они спустились по лестнице и вышли на террасу.
— Ой! — огорчённо вскрикнула Динни. — Гловер отряс листья с тутового деревца. А они так красиво дрожали на ветках и слетали кольцом на траву. Честное слово, садовники лишены чувства красоты.