— Он такой, что другие за его спиной сделают, и такое сделают, что комару-бухгалтеру носа не подточить.
— Уж скорей бы забирали подсобное в пригородный совхоз!..
— Э, нет, Михаил Иннокентьевич, пока суть да дело, я посылаю целую комиссию туда, уж комиссия, думаю, разберется. Вы не возражаете?
— Нет, нет.
— Так что будьте уверены, вышибем кое из кого воровской дух! И… пожалуйста, Михаил Иннокентьевич, не делайте обреченного выражения лица, теперь это вам не подходит.
— Да, да, — засмеялся тот. — Постараюсь и физиономию свою по возможности держать в форме.
Чувырина, который, оказывается, забегал по какому-то делу в ОКС, Павел Иванович снова встретил в вестибюле. Время было еще не позднее, солнце не закатилось, сияло в широких окнах заводоуправления, решили вместе пройти на строительную площадку Дворца культуры.
Снаружи Дворец был готов, застеклен и покрашен. Крышу над парадным входом придерживали мраморные колонны, розоватые, с коричневыми прожилками; в задней части виднелся чешуйчатый купол, он прикрывал главный зрительный зал. Если отвлечься мысленно, что вложены сюда миллионы и миллионы, здание радовало и массивностью своей, и красотой каждой архитектурной детали.
На дворе, обнесенном чугунной решеткой, черной, со следами ржавчины (еще не покрасили), стрекотали и лязгали железом бульдозеры, выравнивали площадку. Павел Иванович попытался идти по мягкому, вспаханному, без опаски, твердо наступая на раненую ногу, — нет, боль в ноге поднималась нестерпимая. Если не полегчает и завтра, придется опять ложиться в стационар. Будь он неладен, сам запах больницы!
Перед входом во Дворец громоздилась серая бетонная чаша фонтана. Она была еще сухая; посредине высилась горка разноцветных камней, вверх и в стороны торчали трубы и трубки с концами, как у брандспойтов. Из-за горки поднялся невысокий человек в синей спецовке, перелез через край чаши.
Чувырин, шедший рядом с Павлом Ивановичем, вдруг сорвался с ровного шага и кинулся догонять этого человека. Вместе они зашли за угол здания. И тотчас над серой бетонной чашей взлетели зеленоватые брызги, рассыпались белым пушистым веером, заслоняя мраморные колонны Дворца. Фонтан походил на стройное цветущее дерево.
Только после этого Чувырин и появился снова, руки в карманах брюк, по его широкому, обожженному солнцем лицу разлилась счастливая улыбка.
— Доволен? — спросил Дружинин.
— А как же!
— Остается тополя и акации посадить? Хотя… у вас же по плану белая сирень, белая акация, привозные…
Чувырин натянул на самые брови кепку.
— Должны привезти сколько-то вагонов корней, Подольский еще прошлой весной заказывал. Только боязно: затратим денежки, а белые, привозные, возьмут да и замерзнут в первую зиму, потому что не климат. "Опять деньги на ветер", — вы же скажете нашему брату — строителю.
— Память-то у тебя неплохая, — засмеялся Дружинин.
— Будешь помнить, как вынесут на бюро да пообещают дать строгача. Я уж думаю, не отказаться ли нам от этой роскоши.
— Давно пора. Будто нельзя посадить что-то из местного. На то пошло, наша сибирская яблоня и боярышник тоже белым цветом цветут. Да и кончать надо на этой площадке, браться как следует за жилье, сам был на партийном собрании, слышал, что говорили. — Заметив прохаживавшегося возле мраморных колонн Свешникова, Павел Иванович заспешил к нему.
Юрий Дмитриевич не в пример прошлым встречам оказался бодрым и разговорчивым. Решив, что заместитель директора явился с проверкой, он начал перечислять цифры: квадратных метров выполненной штукатурки, погонных метров использованных труб водопровода, килограммов потребовавшейся краски, центнеров и тонн — мела, извести, алебастра. Но слов "строительный объект" ни разу не употребил.
— Теперь, Павел Иванович, прошу зайти внутрь и посмотреть собственными глазами, убедиться, как все изменилось к самому наилучшему. — Свешников шагнул в сторону, пропуская гостя впереди себя. — Ведь мы, строители, иной раз приглядимся к чему-то и не замечаем упущений, а посторонний глаз их сразу увидит, определит. Нет, скажу вам, сильнее беглого, но первого впечатления. А насчет средств…
— Я сегодня не за этим, Юрий Дмитриевич, — попытался остановить его Дружинин.
— Нет, позвольте, насчет средств я должен сказать. — Юрий Дмитриевич улыбнулся, оголяя кончики белых ровных зубов. — По Дворцу культуры — в ажуре, — выдохнул он.
"В ажуре, когда министерство взяло на себя перерасход!.. По бумажке — ажур, а во что стали мраморные колонны, детище Подольского!.." Не хотелось напоминать этого Свешникову: после драки кулаками не машут. Да и не хотелось портить ему настроения: человек возвел хорошее здание и ликует. Правда… от него будто бы попахивает спиртным.