По тому, как отца там встретили, — радушно, называли по имени-отчеству, Наташа поняла: он был в стационаре и раньше. А она и не расспросила его ни разу как следует о здоровье, называется, дочь! И еще досадовала Наташа, что проходила накануне допоздна, не беспокоясь о родном отце, смеялась и радовалась и в лугах, и дома, а отцу было уже плохо, как бы он ни прикидывался здоровым.
Наташе хотелось обо всем этом поговорить, покаяться, прощаясь с отцом в больничной палате, но он заторопил ее:
— Иди, дочка, иди. У тебя же после обеда экзамен, обо мне тревожиться нечего. Спокойствие! Иди, занимайся. А завтра часика в два навести.
— А если, папа, сегодня, после экзамена?
— Посещение больных здесь только с часу до трех.
— Ладно, я приду в час дня завтра, с Любой.
— С Любой? Нет, дочка, ты приходи без нее.
Прошло три дня Наташа и Люба готовились ко второму экзамену, по литературе. Закрыв книгу, Люба начинала перебирать какие-нибудь пустяки, например, как она накануне хотела положить в чайный стакан сахару и залезла ложечкой в соль, а сегодня утром, торопясь сюда, проскочила на этаж выше. Наташе было не до пустяков. Тут и литература-то не шла на ум. Она думала об отце: хоть бы не залежался в больнице, хоть бы не открылись у него и другие раны, он же весь прострелен насквозь…
— А у меня скоро приезжает сестренка Вера, будем жить вместе, — сказала Люба, опахиваясь тетрадкой. — Она у нас агроном-овощевод.
— Агроном-овощевод? — не сразу отозвалась Наташа. — Что же ей в городе делать, если она агроном?
— Поступит в совхоз.
— Совхозы и колхозы в деревне.
— А она в пригородный, создается где-то за квасоваренным. Совхозный министр ей и путевку уже подписал.
Наташа уставилась глазами в чернильницу, машинально листая тетрадки, и Люба спросила:
— Ты о чем, Натка, все думаешь? Как ходили в луга?
— Не до лугов мне теперь.
— Правда, — шепотом произнесла Люба. — Сходим вместе в больницу, когда повторим материал?
— Туда неродственникам нельзя. — Наташа так и считала, так поняла отца. Вспомнила его наказ о спокойствии и придвинула к себе учебники. — Какой у нас дальше билет?
Снова сосредоточиться девочки не успели — из прихожей донесся звонок. Наташа привскочила со стула: "Папка!" И сразу опомнилась: "Разве его, больного, отпустят…" Да и трель звонка вдруг прекратилась. Опять робко началась и погасла… опять. Отец обычно давал один долгий звонок. Пошла открывать кому-то неизвестному дверь.
Вошли две женщины и мужчина. Худощавого, невысокого ростом мужчину Наташа сразу узнала: директор завода Михаил Иннокентьевич, отец Феди; женщин — высокую, зачем-то сказавшую Абросимову: "Сс ум-ма", и вторую, намного ниже, во всем светлом, — она видела первый раз.
— Как себя чувствует папа? — негромко спросил Михаил Иннокентьевич, быстро расстегивая синий шелестящий плащ.
— Ничего, — отступая, сказала Наташа. Сделала еще шаг и наткнулась на растворенную кухонную дверь. — Только он не дома, в стационаре.
— А-га… — Пальцы Абросимова начали еще быстрее перебирать пуговицы, застегивая их. — Тогда поедем в стационар. Второй этаж, коридором направо?
— Да, да, рядом с операционной, восемнадцатая палата.
— Как дома? Все ладно?
— Ла-адно, — протянула Наташа.
— Ну и хорошо. — Абросимов обернулся к своим спутницам. — Едем, товарищи, без задержки туда.
Женщина в светлом, точнее, в светло-коричневом платье — туфли, чулки, даже сумочка, небольшая, трапецией, в тон платью, — внимательно оглядела коридор и, как показалось Наташе, заметила даже сбившуюся возле двери дорожку. Наташа боялась, что строгая гостья пройдет в комнату — комната не очень-то прибрана. Нет, повернулась к выходу. Спутница ее в комнату заглянула.
— Любочка здесь?
— Здесь, тетя Тамара, готовимся с Наташей к экзаменам.
— Ну, желаю вам побольше пятерок.
— Ой, тетя Тамара, хоть бы на троечки сдать.
— Пять, пять, минимум четыре! — уже выходя из квартиры, сказал Федин отец.
Наташа закрыла за ними дверь. Когда вернулась в комнату, спросила подружку, кто были те, кроме директора.
— С завода. Хотя тетя Тамара, кажется, не на заводе работает, но у нее там отец, брат — папка их знает.
Они позанимались еще немного, и Люба заторопилась домой. Наташа не стала возражать, ей надо было сходить в магазин, кое-чего купить для передачи отцу.
И она купила, что надо, навестила в стационаре отца. Прощаясь с ним, спросила, были ли трое с завода Были. Отец натянул до самого подбородка одеяло и закинул за голову руки, сцепил их пальцами. Карие глаза его лучились, такие добрые, ласковые, по кожа лица была землисто-темной, щеки продавлены, Наташа вспомнила о своем походе за город и тихо заговорила: