Тотчас в полуоткрытой двери появилась высокая женщина с соломенными буклями над серым, в мелких прыщиках лбом.
— Вы меня приглашали?
— Что-то вы долго, милая моя, обедаете.
— Очередь в столовой, Михал Михалыч, пришлось ждать.
— Ну-ка, созовите в кабинет, мол, приглашает директор.
"Из-за меня, — сообразила Вера, — из-за меня и бегает и звонит…"
— Если ради меня, Михал Михалыч… — смущенно заговорила она, комкая белый платочек.
— Э, нет, — поднял указательный палец Токмаков. — Уж разрешите мне познакомить вас со всеми и с каждым в отдельности, чтобы вы знали и вас знал коллектив. Познакомитесь, тогда входите спокойненько в курс. Да нашему коллективу честь, что работника посылает Москва, праздник, дорогая Вера…
— Зовите просто Верой.
— Увольте, Вера…
— Свешникова.
— Нет, по батюшке, милостивая…
— Юрьевна, — окончательно смутилась Вера. Никто и никогда еще по-серьезному не величал ее.
— Так вы нашего Юрия Дмитриевича дочь? Старшая? Вот радости-то отцу!.. А для коллектива праздник престольный, что вы, милейшая Вера Юрьевна, приехали к нам из Москвы. Ведь столько лет я хлопотал о подкованных кадрах — не дают и баста. И вдруг — телеграмма: "Направляется в ваш новый совхоз…" Не прошло и недели полной, вы уже здесь. И чтобы не встретить, как подобает? Встретим!
— Право же, товарищ директор, напрасно беспокоитесь сами и беспокоите других.
— Ничего, побеспокоимся, можно! Всего коллектива быстро не соберешь, а командный и руководящий состав мигом будет здесь. Не так уж много его, руководящего и командного, а вот с высшим-то образованием вы первая и единственная пока.
— Еще неизвестно, как я буду работать, — с грустью сказала Вера. Грусть ей навеял своей назойливостью директор — кто его знает, от чистого сердца он говорит или нет. — Справлюсь ли…
— Справитесь! Э-э, Москва знает, кого посылать.
Пришли два заведующих фермами, свиноводческой и молочно-товарной. Директор представил им "главного агронома Веру Юрьевну Свешникову", и девушка, услышав эти слова, так растерялась, что не запомнила ни имен с отчествами, ни фамилий заведующих. Те присели на старый диван и, вытянув перед собой длинные в сапожищах ноги, закурили из одного кисета.
Другие из командного и руководящего состава не приходили, и Вере стало не по себе Люди, наверно, ждали агронома-мужчину, с усами или бородой, они, может быть, и не хотят знать какой-то в крепдешинах девчонки, а Токмаков тащит их силком в кабинет, затевает чуть ли не митинг. Странный он! И вот с таким странным придется работать, окружать себя активом, кого-то перевоспитывать, а кого-то, может, разоблачать.
То, что люди не подходили, еще больше беспокоило самого Михал Михалыча. Он в десятый раз хватался за телефонную трубку или кричал в приемную: "Емилия!" Никто ему не отвечал. Наконец, послышался встречный звонок телефона. Говорили из бухгалтерии: главный бухгалтер заболел, его отвезли домой.
И уж страшную весть принесла появившаяся снова Эмилия: скрылся в неизвестном направлении Вадим.
— Как так? — выкатил осоловелые глаза Токмаков.
— Не знаю. Я сама бегала к нему на квартиру, соседи говорят: поклал в чемодан вещи и куда-то умчался на попутном грузовике.
Два сидевших на диване заведующих погасили о голенища цыгарки и выбежали из кабинета. Сорвалась со стула, побежала и Вера; ею овладел страх: куда она попала, что делается вокруг?
В коридоре конторы толпился народ. Все говорили о сбежавшем агрономе и вдруг заболевшем бухгалтере.
— Тут что-то нечисто, граждане.
— Да, без пол-литра не разберешься.
— Без милиционера не разберешься. — всех заглушил суховатый басок приземистого мужчины в дождевике. — Их, подлецов, кто-то ненароком спугнул, вот они и кинулись врассыпную: один — на бюллетень, мол, покуда шумок, отлежусь, другой — куда глаза глядят, лишь бы не перехватили.
— Так Вадима-то и след простыл?
— Ищи его, лови ветер в поле! Он, может быть, уже в поезд сел, катит на восток или запад, — слышался все тот же басок.
Вера Свешникова взялась обеими руками за голову. Это здесь ей придется работать?.. В коридоре все судили, рядили, упоминая о какой-то проверочной комиссии, никто ее, главного агронома, не замечал, и она тихонько выскользнула за дверь. Очутилась на пыльном дворе, огляделась: поблизости никого нет — и со всех ног кинулась к проходной будке в воротах.