— Главного бухгалтера, — с обычной суровостью приказал он открывшей дверь Римме.
Людмила вошла через несколько минут.
— Вы меня звали?
— Да. Как там, товарищ главный бухгалтер, с поступлениями на расчетный счет?
— Деньги поступили… Я больше не нужна?
— Нет.
"Да была ли она? — подумал Подольский, продолжая смотреть на обитую дерматином дверь, которая бесшумно закрылась. — Была. Даже задержалась недоуменно после этого поспешно оброненного "нет". Белокурая, вся в светло-коричневом. Когда повернулась, на чулках были отчетливо видны прямые тонкие швы". Подольский закрыл глаза и явственно увидел ее лицо: щеки слегка разрумянены морозом, взгляд смелый и напряженный. И тоже неласковый… Это было уже из той встречи, на вездеходе, когда он протянул ей руку и помог подняться на борт.
Он встал и прошелся по кабинету. Ну, пока деньги есть, жить можно, а потом, когда они выйдут? Завтра может повториться провал и с драгами, и со многим другим. Значит, спасение в единственном…
Подольский еще накануне прикинул, что может быть, осуществись его план. А посоветоваться по плану лучше всего с кем-то из вчерашних военных, заручиться содействием их; фронтовики — народ смелый, отчаянный, если умело поговорить, руками и ногами проголосуют "за". Самое верное — поговорить с заместителем, его, как видно, больше всех измяла война, раз он постоянно валяется по больницам…
И он велел секретарше пригласить Дружинина.
Первое, что бросилось в глаза Павлу Ивановичу в директорском кабинете, были лепные медвежата (еще накануне их не было), они барахтались на гранитной доске чернильного прибора среди кустарника из ручек и карандашей в высоких, тоже гранитных стаканах.
Из-за стола проворно поднялся Подольский, в офицерском защитном кителе, со стопкой орденских ленточек над левым, плотно заглаженным карманом; накануне, когда знакомились, он был в гражданском темносинем костюме, из-под бортов пиджака выбивался, топорщась, цветастый — коричневое, зеленое, голубое — шелковый галстук.
— Прошу! — шумно воскликнул он, взмахом рук показывая на кресла, мол, устраивайтесь в любое. — Как здоровье, настроение, товарищ бывший фронтовик?
— Пока ничего, спасибо.
— Больше, надеюсь, не потребуется больничная койка?
— Рад бы в рай!.. — Павел Иванович пожал протянутую директором широкую, твердую руку. — Ваше самочувствие?
— Превосходно, доложу вам! Уж я ли не привык к Москве, можно сказать, с рождения засыпал и просыпался под бой кремлевских курантов, а приехал сюда, прожил несколько дней и чувствую — приземлился, прирос. — Подольский сел в кресло, казалось, распер его своим грузным телом. — Правда, пошаливает моторчик, — он дотронулся ладонью до сердца, — но эта болезнь не имеет ничего общего с географией. Каждый, кто прошел фронт, мог бы жаловаться на что-нибудь свое — надо ли!
Потом он, шумно смеясь, рассказал, как воюет в гостинице с одолевающими клопами: встает ночью, зажигает свет и начинает трясти простыни, — и Павел Иванович спросил:
— Вы что же, налегке приехали в Красногорск, в Москве временно оставили семью?
— Да… но… — замялся директор.
Дружинин понял, что с семьей у директора не все в порядке и расспрашивать не стал. "Может, как у меня, катастрофа, зачем показывать на обломки разбитого корабля".
Тихо, спокойно поговорили о плане, о драгах, — одна уже сделана, должен принимать ОТК. А минут через пять Подольский вновь восклицал:
— У меня же специальная техника, Павел Иванович, и несравненные кадры именно оборонного профиля. Завод выпускал пушки и гаубицы, гвардейские минометы, а теперь должен мастерить печное литье, кровати и сковородки. Сковородки! — произнес он с присвистом.
Дружинин молча слушал, поглаживая гранитного медвежонка.
— Так сказать, для колорита, — пояснил Подольский. — Я писал в министерство, но мне почему-то не ответили, теперь я намерен обратиться в ЦК. Я буду настаивать — и думаю, бывшие-то солдаты поддержат меня, — чтобы вернули заводу профиль военного времени. Да, да, прямо и смело! За инициативу снизу не судят. Не кастрюли и сковородки, а пушки и гаубицы всех необходимых калибров, гвардейские минометы самой лучшей…
— Зачем? — на самой высокой ноте остановил его Дружинин.