— Были, — согласилась Людмила, отходя от стола.
— Да вы посидите.
— Нет, спасибо. Я за ведомостями пришлю.
Павел Иванович намеревался спросить, как она живет, как Галочка, — Людмила уже шла к двери. И до свидания-то сказала чуть ли не из коридора. И Дружинин подумал, что, если и нет в ней прежнего — ненависти, он для этой женщины не существует. Даже как друг Виктора!.. Вот что значит один неосторожный, ошибочный шаг.
Часть вторая
В начале марта морозы обмякли, подобрело солнце, началась весна. Но ручьями она играла недолго: теплые дни опять стали перемежаться с холодными, и ручьи хирели и блекли, не успев расцвести, а реки вскрывались медленно, без праздничного веселого звона. Апрельские суховеи согнали остатки снега и льда и высушили землю, превратили ее в пыль.
Многое изменилось за это время на заводе. Новый директор оказался не в пример Абросимову решителен, строг. На первых же порах он поувольнял из цехов нарушителей трудовой дисциплины, сделал перестановку в руководящем составе: людей, не справлявшихся с обязанностями, поставил ступенью ниже, молодых, энергичных выдвинул на ответственные посты. Своему предшественнику он сам предложил остаться на заводе и назначил его начальником первого механического цеха, подозрительно относившегося к чрезвычайным мероприятиям дирекции Горкина поставил главным инженером в этом же цехе. Расчет у Подольского был простой: один, разжалованный, будет стараться искупать свои грехи; другой, выдвинутый, — оправдывать доверие, волей-неволей потянут воз.
И они тянули. Тянул весь коллектив. Впервые за послевоенное время завод стал выполнять план, правда, только по валу, ассортимент выдерживался хуже прежнего, и Людмила частенько задумывалась: "Выскакиваем на том, что быстрей и легче дается".
В ее жизни никаких перемен не происходило, она как работала в бухгалтерии, так и продолжала работать: бегала по конторам банков, переживала из-за перечислений, боясь, что ничего не останется на счете, скандалила с хозяйственниками — тратят денежки, не считая, даже с Подольским однажды поспорила из-за ассортимента. Директор посверкал глазами, мол, кто ему указывает, какая-то бухгалтерша, по сразу смягчился: "Это, конечно, плохо, что по классификаторам двести процентов, по разной мелочи — пятьдесят, но мы же только начинаем перестройку. Уж простите, строгий государственный контролер". Людмила ничего не сказала в ответ, а через несколько дней, когда Подольский распорядился купить где-то на стороне трубы калориферного отопления для вновь строящихся цехов, решительно заявила, что не оплатит счета. С какой стати она должна нарушать финансовую дисциплину, поощрять антигосударственную практику!
Подольский — может, ему и не понравилось — не вступил в пререкания, он даже одобрил принципиальность Людмилы и в дальнейшем не тратил без совета с нею ни копейки. Дня за три до 1-го мая он пригласил ее к себе в кабинет, чтобы согласовать расходы по празднику.
Как раз пронзительно зазвенел телефон — директора вызывала Москва. Людмила села в мягкое кресло и принялась разглядывать большой в красках плакат, висевший на стенке: седоусый мужчина опускает в урну свой бюллетень, за ним стоит женщина с ребенком на руках, за ними еще люди, еще и еще, во всем праздничном, с праздничными улыбками. Именно так было в день выборов: всюду нарядно одетый народ, веселая музыка, песни. Людмила теперь не любила праздники, они угнетали ее; в этот день она не почувствовала себя одинокой, даже потанцевала на избирательном с каким-то военным.
— Позвольте, позвольте, товарищ Изюмов, мы дали не девяносто, как в декабре или ноябре, и даже не сто, а сто два процента, — привлек ее внимание голое Подольского. Слышимость была плохая, и директор не говорил, а кричал в телефонную трубку. — По отдельным видам продукции? Ну войдите в мое положение… — Подольский не закончил фразы, взял с этажерки пачку журналов и положил на стол. — Читайте, Людмила Ивановна.
"Отвлекаться? Так подслушала уже!.." Людмила догадалась, о чем начинается разговор. А не об этом ли самом она говорила товарищу директору с месяц назад? Согласился будто бы, а на деле все осталось по-прежнему.
Вообще-то, новый директор нравился Людмиле. С появлением его реже сидели без денег. Два раза он добился от министерства увеличения оборотных средств, дважды выхлопотал банковские ссуды, чуть что, сам бежал в банк, к управляющему, невозможному скряге Рупицкому (отцу секретаря горкома), а в последнее время — к его заместителю, помогал протолкнуть перечисление, получить до зарезу нужные наличные деньги, чуть что — вызывал главк или звонил самому министру. Стало легче не только с деньгами, но и со всем ходом производства: без прежних задержек поступало на завод сырье, заводские склады не ломились от готовой продукции — Подольский как-то умел развернуться, выбить, получить то, что крайне необходимо, и протолкнуть, отправить сделанное заводом, если заказчик и кричал, что он затоварен, требовал присылать по плану и графику.