Павел Иванович невольно усмехнулся. Не пошел на пользу женщине фронт. Вот приятельница ее — фронтовичка — заезжала попутно, та выдержанней, умней. И опять подумал: пролезть через пекло войны и не запачкать даже локтей…
Тамара шла сзади, потом рядом, сотом впереди. Ухватится за гибкую ветку, потянет к себе и отпустит — лети, выбивай глаза бессердечному человеку. Дружинин сначала защищался рукой, наконец приотстал: и впрямь выбьет глаза, ведь женщина, которую не хотят замечать, способна на все. А что он поделает с собой, если не замечается? Да и может ли он кого-нибудь замечать теперь, в ожидании дочери! Вдруг и Анна… Ох, страшно подумать о ней.
У машины, на мягкой траве спал шофер Гоша. Поодаль, в тени черемухового куста была разостлана скатерть, приготовлена снова выпивка и еда. Старик Кучеренко снимал с тагана побрякивающий крышкой чайник.
— Явились! — обрадовался он. Неуклюже повернулся, всплеснул чай и загасил еще теплившийся костер. — Я уж думал, не найдете друг друга в тайге.
— Нашли, — тихо сказал Павел Иванович.
— Ну и ладно! Садитесь, закусим, — время обеденное, — там видно будет, как плановать остальной день. Винишко еще есть… есть порох в пороховницах! — Он погладил недопитую утром бутылку, водрузил рядом вторую, полную. — Не везти же домой.
Устроились под кустом. Григорий Антонович явно надеялся опять покалякать за выпивкой, послушать Тамарино пение, уж спеть-то она мастерица, умеет душу развеселить.
Но Тамара вернулась из лесу грустная, даже от рюмочки красного, виноградного отказалась, и старик недовольно шевельнул пестрыми бровями.
— Тогда будешь наливать нам. Поднимай-ка, Павел Иванович, чарку.
Тот безоговорочно выпил, и Кучеренко рассыпался в похвалах:
— Вот это по-нашему, по-сибирски. Люблю серка за ухватку! Только не объявили, плохо, за что выпивали, надо бы объявить.
— За здоровье присутствующих, — сказал Дружинин.
— Только за здоровье?
— За наши успехи на производстве.
— Какой там успех — куча прорех! — Григорий Антонович отодвинул от себя пустую рюмку. — Да мыслимое ли дело — директор нисколько не прислушивается к голосу масс, из кабинета руководит, одними приказами. Абросимов был хотя и с изъяном в директорском руководстве, а по-человечески ко всему подходил, душевно, семь раз примеряет, чтобы отрезать. Этот рубит с плеча, без разбору.
Второй раз начинался разговор о директоре, Павел Иванович, хотя он и был занят другими мыслями, прислушался.
— Рубит с плеча и даже построгать не заботится! — продолжал старик. — Отдал приказ — вынь да положь ему рабочий класс в точности, согласно приказу, поднимай, с пупа рви, проценты выше и выше! Конечно, варяг он варяг и есть, ему лишь бы отваряжить свое, набить потуже карманы и смыться обратно в Москву.
— Чем же он набивает карманы? — приподнявшись на локте, спросил Павел Иванович.
— Ну, не деньгами, пускай. Быстро-то не обворуешь завод, да еще при таких бухгалтерах, как наши, — из горла вытащат, попробуй государственное заглотить, — авторитетом, видать, запасается, чтоб перед Москвой себя показать: вот я какой, переустроитель Сибири. И ему могут поверить, на язык он мастак, язычок у него на шарикоподшипниках, быстро двигается туда и сюда: "Я весь для партии, я для народа живу и стараюсь"… Чистый народник! Трудящаяся масса для него — нули, он — палочка, не будь этой палочки, не получится и числа…
Павел Иванович сел на разостланный плащ и потер тяжелый, будто наполнившийся свинцом лоб. Чувствует же, замечает народ, чем живет и дышит руководитель. Ты, руководитель, только еще сделал ложный жест или шаг, не успел подумать, заметно ли со стороны, а народ и заметил, и дал точную оценку.
— Нет, прогадали мы тогда, сменяли Абросимова. Выменяли такого, что хоть сейчас заворачивай ему оглобли, хоть немного погоди.
— А завод все же лучше работает, если судить по выполнению плана, — щурясь, заметил Дружинин.
— Лучше? Да так, как выполняет Подольский, и Абросимов бы всегда выполнял. В одном заковыка: совести у Абросимова побольше, другой породы он человек. Ведь на чем мы выгоняем проценты? На том, что подручнее. Что полегче, с чем меньше хлопот, при товарище Подольском в ходу; что тяжелое — даже в очередь не поставлено. А станочки, а инструмент не требуют больше ремонта? Ни один станочек не надо подмолодить? Ну, правильно, пока крутятся, давай, давай план! А штурмы, авралы пошли под конец кажинного месяца?.. Вот на этих коньках и скачет без передыха новый директор к победе. — Старик смачно сплюнул. — Нет, дорогой Павел Иванович, хотя вы и директора заместитель, и с Антоном моим в бюро, не этого требует ситуация.