— Садитесь, Людмила Ивановна. Вы с чеками?
— Нет, — Людмила прошла к столу и села в мягкое кресло. — У меня к вам, Борис Александрович, просьба.
— Пожалуйста. Вы должны знать, что я для вас сделаю все.
— То, что надо сделать, не для меня. Для одной плохо обеспеченной вдовы по фамилии Ельцова. — И Людмила рассказала, где Ельцова работает, сколько получает зарплаты, как живет со своими Алешей и Толей, насколько трудно ей отремонтировать на свои средства даже маленькую квартиру. — Нам же, большому коллективу, ничего не стоит оказать помощь бедной семье. Это будет честью…
— Простите, Людмила Ивановна, — не дослушал ее Подольский, — но причем тут я, вы и весь наш большой коллектив, если вдова Ельцова не из нашей организации?
— Ее организация небольшая, у них там нет даже автомашины, не говоря о специалистах-ремонтниках. Это же учреждение, где только считают и пишут.
— Но почему именно наш завод? Почему я? Кроме того, вы прекрасно знаете, не мне вас учить, что завод не имеет права расходовать на кого бы то ни было копейки из государственных средств. Мы можем оказать разве только… моральную помощь.
— Морально она сама помогает другим. Не нужно Ельцовой и денег, ей требуется помощь работой: подвезти глину, песок, доски, отштукатурить и побелить стены, перестлать и выкрасить пол. Крупные организации города давно помогают семьям погибших фронтовиков, шефствуют над ними. Да неужели наш коллектив…
— Ну, хорошо, хорошо, Людмила Ивановна, — засмеялся Подольский. — Я же сказал, все сделаю ради вас. Поговорю с завкомом, партийной организацией, и квартира Ельцовой будет отремонтирована.
— Теперь насчет брака, — листая сколотые булавкой бумаги, продолжала Людмила.
— Какого еще? — забеспокоился Подольский.
— Насчет брака продукции скоростников, — Людмила потрясла пухлой пачкой бумаг. — Я не могу принять эти акты, пусть за брак материально отвечают виновные.
— Но, Людмила Ивановна…
— Нет, Борис Александрович, нет.
— Ну, я к вам со всей душой, а вы…
— Бухгалтерия не может списать в убытки завода. Не вправе!
И по тому, как твердо и категорично Людмила это сказала, Подольский понял, что сейчас, сию минуту, они ни до чего не договорятся, тут нужен иной, более тонкий, обдуманный ход.
— С какой бы стати я списывала?
— Да оставим этот неприятный, Людмила Ивановна, разговор! — взмолился Подольский. — Я и не заставляю вас списывать. Да и хватит нам говорить об одном и том же — о деньгах, поговорим, например, о лете, пока оно не прошло. Очень заняты сегодня вечером?
Людмила посмотрела в его усталое, с такими добрыми, даже страдающими глазами лицо и тихо проронила:
— Нет.
Никакой встречи в тот вечер не было. Сказав Подольскому "нет", то есть что вечером ничем не занята, Людмила сразу опомнилась, заспешила из кабинета, а минут через пять, схватив в бухгалтерии плащ и косынку, уже мчалась домой. Зачем она куда-то пойдет, с какой стати?
На том все и кончилось.
Дня через два Подольский увидел ее в коридоре и покачал головой. Но сказать ничего не сказал. А еще через сколько-то дней, перед самым концом работы, он позвал Людмилу к себе и сообщил, что оба они приглашены на новоселье, в шесть часов обязаны быть там.
— Где, у кого, на каком новоселье? — недоуменно переспросила Людмила.
— Тут у наших молодоженов, у заводских.
— Что за молодожены еще?
— Да вы не пугайтесь, Людмила Ивановна, вы прекрасно их знаете, они знают вас. Мы заглянем всего на часок. Они сегодня из моих рук получили ордер на квартиру и убедительно просили прийти. Ради смычки руководящего состава с рядовыми работниками, ради уважения и этикета придется, Людмила Ивановна, съездить.
В шесть часов они сидели за маленьким шатким столом в большой комнате нового заводского дома. Комната казалась большой потому, что в ней почти не было мебели: стол, два стула да коротенькая скамейка, тоже с шаткими ножками. Односпальная кровать да рядочком поставленные чемоданы украшали и смежную комнату, дверь которой была наполовину открыта.
Молодоженами были Римма, секретарь-машинистка директора, и юркий вихрастый паренек из цеха сборки Игорь, то ли инженер, то ли техник, Людмила его раньше не знала. Гостям досталось по стулу, хозяева примостились вдвоем на скамейке. Римма сидела смущенная. Ей неудобно было — Людмила это хорошо понимала, — что в квартире ни обстановки, ни посуды. Ели из тарелок разного фасона и расцветки, пили за неимением рюмок из граненых стаканов, Игорь даже из жестяной кружки.