— Какие вещи? — не понял он.
— Наши. Тетя Ядя сама сложила их в чемоданы. Идем скорее в вагон. — И она первая ухватилась за поручень, заскочила на подножку вагона, повела отца в свое купе.
Это было тоже удивительно для Дружинина: дочь привезла с собой два больших, туго набитых чемодана, узел с постелью, сумку с едой, да еще показала квитанцию: два места, пятьдесят килограммов, у нее в багажном вагоне, шло большой скоростью.
— Придется позвать носильщика, — покачал головой отец и шагнул было в коридор вагона.
— Зачем? — быстро остановила его дочь. Из васильковых глаз хлынуло недетское удивление. — Мы вынесем сами. — И она проворно подхватила узел с постелью.
— Ты взяла бы сумку, полегче.
— Нет, нет. Мы в Москве все переносили вдвоем с тетей Ядей. Она сводила меня на Красную площадь, показала улицу Горького, сколько там есть магазинов, по всем за руку провела. Все боялась, как бы я не потерялась. А когда поезд пошел, улыбается, а сама плачет.
— Хорошая женщина?
— Для меня была, как мама.
Павел Иванович кашлянул. Не хотелось бы так поспешно касаться имени матери;
— За тем, что привезла в багаже, приедем завтра, не к спеху.
— А почему? — снова забеспокоилась дочь, даже опустила на полку узел с постелью. — Ведь придется платить за хранение.
— Заплатим!
— К чему же платить лишние деньги?
Павел Иванович не мог не заметить этой черты своей дочери: ко всему относится бережливо, заботливо, по-хозяйски. Чему не научит сиротская жизнь.
— Ладно, — сказал он, когда вещи были вынесены на перрон и Наташа составила их погрудней, явно боясь, как бы что не стащили, — это сейчас увезем, а вторым рейсом я заберу то, что у тебя по квитанции.
На чье она имя?
— На мое.
— Да чем же ты подтвердишь свою личность?
— Справкой. Паспорта у меня еще нет, а справку сельсовет выдал, мы ходили к председателю вместе с тетей Ядей.
— Ладно. Со справкой и моим паспортом я сумею получить без тебя. Теперь позову шофера и начнем грузиться в машину.
— Зачем?.. — начала было Наташа, но засмотрелась на подошедшую рослую девочку с темными вьющимися волосами, заплетенными в две коротких косички; пухлое лицо незнакомки было грустным, в опущенной руке она держала букетик повядших цветов. — Вы кого-нибудь ищете? — спросила ее Наташа.
— Больше уже не ищу, — ответила та, потеребив свободной рукой пышную косичку. — Не приехал. Вы, дяденька, не заметили, — обратилась она к Дружинину, — не сходил где-нибудь с поезда, — она подняла над головой букетик, — такой высокий, в шоколадном плаще? Он ехал в восьмом вагоне…
— Сходил, — сочувственно сказала Наташа. — Этим поездом ехала я, и я видела, в Новосибирске из восьмого вагона выходил гражданин в шоколадном плаще. — Она могла бы рассказать и подробнее: этот гражданин был пьян, и его вели проводница и паренек в форме железнодорожной милиции — не хотелось огорчать девочку, ведь все равно папа ее приедет. — Его, наверно, привезет следующий поезд.
— Вот всегда так, — сокрушенно сказала девочка и тряхнула букетиком, мол, пропала и встреча и цветы.
— Ну, цветы ты поставишь в воду, они у тебя оживут.
— Может быть.
Как раз подошел Гоша — догадался, что может потребоваться, — стали разбирать вещи; изъявила желание помочь и повеселевшая девочка.
— Мне все равно нечего делать, — и взялась было за ручку чемодана.
— Нет, нет, — забеспокоилась Наташа. — Вам будет тяжело, вы возьмите продуктовую сумку… только не разбейте бутылку из-под молока.
— Что вы, что вы, я же большая! — нимало не обиделась обладательница букетика. Она сунула его в сумку. — Я каждый раз встречаю и провожаю то папку, то старшую сестру Веру, она учится в институте в Москве. Из нас только я да мама сидим на одном месте, никуда не ездим, папка с Верой все время на колесах. А ты еще не жила в нашем городе? — запросто спросила она, подстраиваясь под шаг Наташи.
— Нет.
— У-у, так ты ничего не знаешь, я тебе все покажу. Меня зовут Любой, я окончила семь классов и собираюсь в восьмой.
— И я перешла в восьмой, — обрадованно сообщила Наташа и назвалась.
— Вот и подружка есть, — обернулся к дочери Павел Иванович. — У нас тут, как везде: и школы, и кино, и друзья, и подруги. — Он внимательно оглядел Любу. "Тоже, видимо, год-два не училась из-за войны, для восьмого класса уже переросток"…