Вечером состоялось закрытое партийное. Шумное получилось собрание. Всыпали директору завода и секретарю партбюро и за окрики, и за голое администрирование и за формализм в агитации и соревновании. Особенно много говорили о соревновании. Павел Иванович и не думал, что так ожесточится народ. Только Абросимов и просидел молча, не попросил слова.
— Что так, Михаил Иннокентьевич? — спросил Дружинин, когда в перерыв выходили в коридор.
— Все сказали и все правильно.
"Ох, стеснителен!" И Павел Иванович приотстал от него, взял под локоть Чувырина. Тот шел, утираясь платком, — он только что выступал в прениях.
— И здесь преем-потеем?
— Приходится.
— Ничего, ничего. А говорил хорошо, попал в самую точку. Все, что упустили мы с Горкиным, выложил перед собранием.
— А вообще-то вы, мужики, зря, — вмешался в их разговор шедший сзади Антон Кучеренко, — это расхолаживает партийную массу.
— Расхолаживает, говоришь? — обернулся к нему Дружинин. — Ничего ты, выходит, не понял, Антон. Мы не против соревнования, мы за него. Коммунисты против вашей с Подольским игры в соревнование. Заклеили весь завод призывными лозунгами, напринимали обязательств, которые не проверяются, я уже не говорю о выполнении их, и думаете, у вас массовое соревнование. Не дело это, Антон. Потом, видишь же, замечаешь, что мы катимся на одном колесе? Перевыполняем план по одному виду продукции, не выполняем по двум другим, — лишь бы в общем получилось не менее ста, желательно больше.
— Недоработки, конечно, есть, — согласился Антон.
— Есть, и большие, не случайно разволновался народ. — Павел Иванович сочувственно поглядел в озабоченное лицо Кучеренко. Неплохой парень, старательный, беспокойный, а вот не может без лишней шумихи, разговорчиков "вообще", без преклонения перед авторитетами, причем дутыми… И язык-то у партийного секретаря не то суконный, не то деревянный, когда на трибуну взойдет. — Чего доброго, пометет нас рабочий класс на партийно-хозяйственном активе вместе с Подольским.
— С народом, правильно, не шути.
— То-то и оно. — Дружинин отвел в сторону Чувырина, спросил, как там на стройках, что поделывает Юрий Дмитриевич. — Не пьет?
— Ни-ни, — замотал головой Чувырин, — бросил.
— Послезавтра пойдет третий день, как не пьет?
— В рот не брал с той самой поездки. Я с ним, знаете, что проделал? — В бойких глазах Чувырина сверкнула лукавинка. — Я его, алкоголика, встретил тогда на вокзале и отвез в городскую больницу, к психиатру Бадмаеву: "Лечите стерву гипнозом!"
— Так и сказал?
— Так.
— Без заезда домой отправил?
— Без. Теперь регулярно ходит на сеансы гипноза. А то ведь ерунда получалась: меня за него в хвост и в гриву бьют, в семье у них кавардак, девчушка-дочь отбилась от дома. Теперь все входит в свою колею. И пусть он пропустит хоть один сеанс гипноза! — воинственно закончил Чувырин. — Пусть притронется к стакану с вином!
— Что тогда? — спросил Павел Иванович.
Чувырин перевел дыхание.
— Не знаю, что.
— Договорился парторг! — Дружинин обхватил его по ремню на солдатской выцветшей гимнастерке и встряхнул, как мешок. "Не знаю, что"… Тогда, зимой, "проработал" беспартийного на партийном собрании, теперь заставил человека от алкоголя лечиться. В случае чего, опять придумает что-нибудь, сметка у него есть.
Домой Павел Иванович возвратился поздно. Наташа ждала его, сидела с учебником на диване.
— Как долго, папа, ты заседаешь! Мне даже страшно сделалась в квартире одной.
— Одной? Так весь вечер никуда не сходила? Надо было подружку свою навестить.
— Не пошла. Сперва хотела сходить, а потом раздумала: какая она мне подруга?
— Плохая?
— Ну да.
Прихрамывая, Павел Иванович прошел в комнату и сел рядом с дочерью на диван, осторожно согнул раненную в колено ногу — опять, чувствовалось, болит.
— Так и махнуть рукой, если подружка не очень хорошая?
Подольский нервничал. И чем больше он нервничал, тем трудней приходилось ему руководить заводом, чем больше трудностей возникало, тем своенравней, взбалмошнее, грубей были его поступки. И раньше упорства и выдержки ему хватало только на определенный срок, а пренебрежением к людям он обрекал себя на одиночество, теперь — в особенности.