— Твой Подольский! — буркнул Никифор Петрович. — Такой же, как ты, иждивенец, одной полосы бурьян. Только хитрости у него не с твое. Хитрости и лукавства. Я и зашел-то сегодня больше к Людмиле, насторожить, ой, зорко за некоторыми надо глядеть главному бухгалтеру. Ведь посадите горный завод с денежками на мель. Уже посадили. Как вас партия терпит, таких!
Михал Михалыч подвигался на стуле, покряхтел, но прекословить не стал — критика! Петрович, он всегда любит покритиковать, выявить недостатки.
— Ну, к новому-то году и я выбьюсь в люди, оживу. К новому году свежие огурцы с помидорами в теплицах появятся, денежку на счет поведут, коровки нам нут по очереди телиться, потечет молоко, зажурчит серебришком… Не только городские организации — область помогать начинает: наряды на комбикорм вырешила, поголовье дополнительное дает… к весне, смотришь, окрепли, разбогатели, превратились в пригородный совхоз.
— Не зарекайся-ка ты, будущий совхозный директор, не строй по Манилову мост, — грубовато сказал Рупицкий. — На сегодня гляди со вниманием.
— Ну, натурально, батенька мой.
— Не получилось бы опять натурально, как с сеном пли с тем рабочим-хрестьянином. Коллектив у тебя, как видно, дряннущий, ох, в оба гляди, Токмаков.
— Да уж вы не накликайте ему повой беды, — вмешалась Мария Николаевна. — Не век же ошибаться человеку — Как и Рупицкий, она недолюбливала Токмакова за его беспечность и ротозейство, по зла не хотела. — Лучше повспоминаем хорошее, о хорошем поговорим. Да чай пейте, еще могу подогреть.
Приятели разошлись по домам уже при огнях… Пробовали, как предлагала Мария Николаевна, говорить о прошлом и настоящем хорошем, но опять как-то незаметно переходила на "вторую картотеку" Токмакова, а под конец заговорили так крупно, что хозяйке пришлось намекнуть, что у нее разболелась голова.
Без гостей она села на диван и задумалась. Никогда еще в последние годы Никифор Петрович не был таким придирчивым к бывшему ординарцу, как теперь; бывало, напомнит о душе нараспашку, посмеется над Токмаковым и оставит его в покое, теперь даже бараном в репьях назвал. И о Подольском всю правду сказал.
Мария Николаевна хорошо знала Рупицкого: старый верный партиец. И уж если Никифор Петрович начинает метать молнии, значит, не зря.
Мария Николаевна разняла занавески и поглядела в окно. Темень. Восьмой час, а невестки все нет, заработалась. Ох, беспокойная! Такую и настораживать нечего, денно и нощно настороже.
Невысокая полная женщина в новых резиновых сапожках, в черном пальто и пестром шерстяном платке шла так быстро, что Людмиле никак не удавалось догнать ее. Только обогнула угловое здание телеграфа — сапожки поблескивают, пересекая улицу; едва успела перейти улицу — пестрый платок порхнул в открытую дверь продуктового магазина. "Уж тут-то я тебя изловлю!" — подумала Людмила. Но она вынуждена была продолжить погоню и в продуктовом, и по соседству с ним промтоварном магазине; при выходе из промтоварного негромко окликнула быстроногую:
— Полина! Товарищ Ельцова!
— Нет, Вергасова, — быстро обернулась она. Чтобы рассеять недоразумение приятельницы, повторила: — Вергасова.
— Это как же так, Поля, когда?
— Когда успела? — И Полина, пока неторопливо шли к ее дому, рассказала, как все произошло.
…Вергасов, которому коллектив первого механического поручил сделать в квартире вдовы Ельцовой единственное — побелку, обнаружил, что не как следует выполнены плотничные работы. Пришлось одно подтесать топором, другое подправить рубаночком. Одно, другое да третье, а ушел на это у человека целый вечер.
На побелку стенок и потолка хватило бы трех-четырех часов, но совсем неожиданно выяснилось, что известку хозяйка купила темную, неразваристую, и Вергасов на другой день принес своей, — имел, как бывший маляр, кое-какие материалы в запасе. Разговорился с вдовой о трафарете, оказалось, она согласна без всякого трафарета, лишь бы — чисто, бело. Но ведь не в одной же белизне красота? Да и как мог квалифицированный маляр не показать своего настоящего искусства! Поэтому на побелку ушли два вечера, на трехколерные трафареты — еще два.
Красить пол должны были другие люди: кого там выделили Абросимов с Горкиным, Вергасов не знал, он опасался, что эти люди протянут с покраской. Да и Полина Константиновна опасалась — протянут, уж лучше бы начать и закончить ремонт. И бывший маляр согласился взять покраску на себя — дело с малярным схожее, что из того, что опыта нет, покрасит, не черти обжигают горшки!