– Да? Что ж, – отвечала Антарес, сняв пароль Арджуна и проникнув в систему управления кораблём. – Самовлюбленные речи у тебя получаются на ура! Звучишь, как один из членов королевской семьи, – Антарес неестественно рассмеялась и продолжила. – Никогда не могла выносить их публичных выступлений, – она отключила предохранительные рычаги «Стрекозы». – Ты помнишь их поздравления с днём космонавтики или на день памяти павшим в великой войне за космос? – спросила Антарес и подключилась к системе видеонаблюдения на борту звездолёта.
– Я даже присутствовал несколько раз на фуршете с ними и был близко знаком с несколькими принцессами, – горделиво усмехнулось лицо. – Но я понял, что ты хотела сказать. Королевская семья действительно обладает особой высокомерностью, которой пропитано всё их общение с простыми людьми.
Антарес отключила камеры наблюдения и спрятала компьютер под защитный костюм.
– Это раздражает, правда? – спросила она. – Когда твои собеседники считают тебя не далёким?
– Вынужден согласиться с вами, леди Антарес, – отвечал металлический голос господина Менингэма.
Антарес поднялась из кресла.
– Тогда почему ты стал таким, по-королевски снисходительным? – спросила девушка и направилась к выходу.
– Дело привычки, дорогая моя. Когда знаешь больше, чем сотни тысяч самых умных людей вместе взятых, поневоле начинаешь относиться к ним, как к несмышлёным детишкам, лепечущим задорную ерунду.
Антарес побежала со всех ног на палубу, над грузовым трюмом, и забралась в спейсбот.
– Вот, к примеру, леди Антарес, – продолжал голос господина Менингэма. – даже сейчас, когда вы прекрасно знаете, что я такое, вы наивно надеетесь, что я не замечу вашу нелепую попытку незаметно сбежать с корабля?
– Отчего же ты решил, что я пыталась это скрыть? Я не дура.
Антарес запустила двигатели «Стрекозы».
– Мы просто болтали, – продолжала девушка, – ты делал то, что считал верным, а я делала то, что было нужно мне.
Голос в динамиках мягко рассмеялся.
– И всё же, временами я вам завидую, леди Антарес. Вам и всем людям в целом.
– Не то, чтобы мне было интересно, – с презрением в голосе сказала девушка, положив руку над кнопкой пуска, – но всё же. Почему?
– Ваша прозорливость ума и умение ловко в считанные секунды придумать ложь. Ваша безмерная и ничем неоправданная всё исцеляющая надежда. Ваша способность действовать, не задумываясь о последствиях и всепоглощающее стремление защитить и спасти друга. Эти качества не доступны мне, – металлический голос вздохнул, будто испытывая сожаление. – Впрочем, оно и к лучшему. Передавайте приветы вашим друзьям, если они ещё живы.
Антарес ничего не ответила, нажала на кнопку пуска и «Стрекоза» оторвалась от звездолёта.
Глава девятнадцатая, три могилы
Ноги вязли в рыхлом песке. Финниган то и дело спотыкался о разбросанные камни и падал, всякий раз поднимаясь с большим трудом. Построенные им и его друзьями барьеры вокруг звездолёта уже виднелись далеко на горизонте, идти оставалось около двух километров. Джаред остановился, тяжело дыша. Он уже не понимал, что делает и куда идёт. Совершенно очевидно было, что «Лингана» улетела, а он остался совершенно один на бесплодной, бессердечной и бесполезной луне на задворках космоса.
Но что намеревался Финниган найти на месте базирования звездолёта? Записку с ответами на вопросы? Объяснения тому, отчего друзья бросили его с Максом и улетели прочь?
Джаред поморщился от всколыхнувшейся боли, вспомнив о смерти друга, и с усилием помотал головой. Об этом совсем не хотелось думать. Но мысли, так или иначе, возвращались к изуродованному, холодному, бездыханному телу, лежащему на краю карьера в защитном костюме Макса Резника.
Можно было бы всё бросить, подумалось Финнигану. Бросить и забыть, разгерметизировать скафандр и, вдохнув ядовитой атмосферы, свести счеты с жизнью. Но Джареда мучил вопрос. Что произошло на корабле? Что подвигло друзей бросить Джареда одного? И сможет ли он принять тот факт, что его предали близкие люди? Нет, абсолютно, категорически нет! Финниган отказывался верить такому простому на вид объяснению. Ко всему прочему, никто из друзей ещё не знает о том, что Макса больше нет.
Финниган остановился и низко склонил голову, справляясь с нахлынувшей болью. В скафандре совершенно неудобно плакать. Солёные слёзы застывают на щеках, сопли не высморкать, за голову не ухватиться, чтобы пожалеть себя… Джаред громко расхохотался и повалился в песок. Он долго хохотал, а когда обессилел, лёг на спину и уставился в высокое поднебесье. В глубине зеленевшей атмосферы блеснул шлейф сгоревшего топлива.