— Господи Боже, помоги мне пережить этот день, — шепчу сухими губами, переходя на бег.
Из разбитой головы продолжает струиться кровь, в голые ступни врезаются острые камни и шишки, пустой желудок скручивает от боли, но я несусь, что есть сил, в самую чащу леса, подгоняемая пронзительным лаем и набежавшими людьми с зажженными факелами.
«Догонят и заколют вилами, или живьем сожгут?» — не оставляют меня жуткие мысли.
— Бабушка, миленькая, вот и во что я вляпалась? — катятся по щекам слезы отчаяния.
Ноги заплетаются, и я спотыкаюсь о собственную юбку. Падаю, раздирая ладони, поднимаюсь, и снова продолжаю бежать.
В какой-то момент, зацепившись за корягу, я кубарем скатываюсь в овраг. Удар о дерево приходится сперва по голове, и еще один по плечу. Только после этого я останавливаюсь, рука на время немеет.
«Хорошо хоть, что шею не свернула», — нервно усмехаюсь сквозь слезы, и начинаю ползти, потому что подняться на ноги у меня уже не осталось сил.
— Я живая, слышите, живая, — упрямо шепчут губы, то ли моим преследователям, которые все равно меня не услышат, хоть в лицо им об этом кричи, то ли самой себе. — Я не заслужила этого. Слышите? Я не сделала ничего плохого. Разве что, полюбила. Но ведь и это не грех, чтобы вот так закончить в каком-то овраге?
Собачий лай тем временем становится все громче, и я начинаю мысленно молиться, как умею. Неужели так я и встречу последние минуты своей жизни?
— Тише — тише, не плачь, — накрывает мое плечо ладошкой не пойми откуда взявшаяся девчонка лет восьми. — Я помогу тебе. Только лежи неподвижно, и ни звука.
Глядя в ее честные голубые глаза, мне до безумия хочется верить в то, что она действительно способна помочь. Вот только разум, наученный горьким опытом, отчаянно сопротивляется.
— Откуда ты взялась? Ты разве не из местных?
— Из местных, но из других, — отвечает уклончиво, хмуря аккуратный нос, усеянный веснушками.
— А как так бесшумно подкралась?
— Это мой особый дар, — забавно щурится девчонка, сдувая со лба светлую челку, и я отчего-то верю, что не врет.
— И в чем же он заключается, этот твой дар?
— Прятаться, чтобы никто не нашел. Тебя тоже могу спрятать, мимо пройдут и не увидят.
— А как же собаки? Их не так просто обмануть.
— Меня же не учуяли, — обижает ее моя недоверчивость. — И вообще, слишком много вопросов, для той, которая минуту назад собиралась помирать в этом овраге, — прижучивает меня девчонка, и я понимаю, что она права. Не в моем положении отказываться от помощи, пусть и такой необычной. Других помощников что-то в очереди не стоит.
— Хорошо. Делать-то что?
— Тебе ничего. Главное, ни звука. И не отвлекай, — деловито командует малявка, опустив на меня и вторую свою руку.
Я повинуюсь и замираю.
Сердце оглушает ударами, как если бы я уже стояла на эшафоте у костра для ведьм. В крови бурлит адреналин, не давая успокоиться. Закусив губы от напряжения, я неподвижно лежу и стараюсь почти не дышать. Неизвестная девчушка нависает надо мной и что-то тихонько нашептывает.
Мне трудно довериться ей вот так, почти ничего про нее не зная, но со временем меня понемногу отпускает. От ее теплых ладоней исходит едва ощутимая вибрация. Топот людских сапог, тявканье собак, звуки леса — все уходит куда-то на задний план, будто мы оказываемся под плотным стеклянным куполом.
Не знаю, как она делает это. Уму не постижимо! Не могу припомнить ни одного научного закона, способного объяснить происходящее. Но проходит минута, еще одна, и мимо оврага, даже не взглянув в нашу сторону, проносятся собаки, а за ними и толпа разъяренных людей.
Только тогда я позволяю себе вдохнуть полной грудью, а еще на радостях обнять свою маленькую спасительницу.
— Спасибо! — прижимаю ее к груди, все еще не веря в свое избавление. — Даже не знаю, как тебя благодарить. Ты мне жизнь спасла! — разглядываю во все глаза свою новую знакомую, к удивлению замечая, что она даже чем-то на меня похожа. На меня прежнюю в детстве. Или мне это только кажется от переизбытка впечатлений за утро?
— Ну, будет, — выскальзывает из моих объятий не по годам взрослая девчонка. — Пока еще не спасла. Сперва надо рану твою обработать, а то кровью истечешь.
Опускаю ладонь на голову, и понимаю, что она права, дело плохо. Сперва бабка с веслом постаралась, потом дерево, о которое пришелся удар. Кровь из раны продолжает сочиться, застилая один глаз, но мне все это время было как-то не до этого.
— Ты и швы накладывать умеешь? — не перестаю удивляться.