Да уж, в этом месте особенно хочется выть от одиночества и безнадеги.
— В облике зверя сюда нельзя. Провалишься в трясину, уже не выберешься, — предупреждает Добруш, когда я предпринимаю попытку передвигаться по кочкам. — Да и следы ее теряются. Или утонула, или…
— Или что? — оборачиваюсь я, понимая, что брат снова оказался прав: на четырех лапах на этой крохотной кочке я сейчас балансирую, как цирковой тигр на мяче. Нужно проявить чудеса акробатики, чтобы не грохнуться в воду.
— Ее могла подобрать ведьма.
— И как к ней попасть? Болота можно обойти с другой стороны?
— Я уже говорил, что разгуливать по ведьминой земле — не лучшая идея.
— Ах да, сектор Сглаза, — припоминаю я, мысленно усмехаясь. — И все-таки я рискну.
Как там говорится, для бешеной собаки сто верст не крюк? Так вот для оборотня, вбившего себе в голову, что Лера из сна может быть вполне себе настоящей, пробежать пол-леса тоже ничего не стоит. К моему удивлению, с другой стороны зловещий сектор Сглаза выглядит вполне себе пригодным для жизни: лес, как лес, грибы и ягоды на полянах, местами кустарник. Ветер доносит запахи присутствия людей. Ведь где-то должна эта самая ведьма обитать? Но в этот вечер подойти ближе у нас не выходит.
— Милош, да постой уже! Несешься, как на пожар. Дай хоть отдышаться, — вовремя окликивает меня братец, и я действительно притормаживаю, пока не врезаюсь волчьей мордой в невидимую стену.
«Что за черт⁈» — трясу головой, а перед глазами кружат пресловутые звездочки. Будто по стеклу мордой проехал, при этом отчетливо вижу, что там за этой преградой. Такой же лес, кустарники, а дальше похоже на поляну, залитую лунным светом. Это что, магический барьер какой-то?
Пока мы носимся по лесу и болотам, нарезая километры, уже во всю наступает ночь. В теле оборотня, обладающего отличным ночным зрением, позволяющим видеть в темноте лучше, чем обычный человек, это обстоятельство нисколько не мешает. Я и сквозь невидимую стену чувствую, что подобрался достаточно близко. Кем бы ни была та девчонка, она спряталась где-то там.
— Ну вот. А я о чем говорил, — подтрунивает Добруш, и тоже из интереса тычется носом в невидимое стекло. — Ведьма нежданных гостей не жалует.
— Это что же к ней заранее на прием записываться? — продолжаю двигаться вдоль барьера, предпринимая нелепые попытки проникнуть внутрь, только все тщетно.
— Может, и так. Мне откуда знать? Нас отец ждет. А сюда завтра вернемся и проверим.
Мне не хочется уходить ни с чем. Сейчас, в ночном лесу, я чувствую свою силу и природу более ясно, чем когда-либо. В тоже время, при мысли о Лерке, сердце наполняется такой дикой тоской, что, забравшись на гору, я завываю на весь лес, будто так она сможет меня услышать и почувствовать. Дикость, конечно, но с волчьей кровью разве поспоришь? В шкуре зверя я не в силах противостоять его природным инстинктам.
— Что это такое было? Кого ты так отчаянно звал? — решается заговорить Добруш, когда мы, уже обернувшись в людей и надев штаны, возвращаемся из леса домой.
— Подрастешь, расскажу, — толкаю мальчишку в плечо, невольно привыкая к его постоянной компании, и он даже не обижается.
— Жениться тебе пора, Милош. А ты сегодня мимо Янки своей пробежал, даже не заметил.
— Так, значит, и не моя она, раз не заметил. Когда встретишь ту самую, мимо не пройдешь. Один взгляд, одна ее улыбка…
— Видать, сильно тебя по голове приложило, — смеется Добруш. — Трое суток по лесу шатался, чудом выжил, а говоришь так, будто успел влюбиться. Да и кого ты там кроме мертвяков мог встретить?
— Кого надо, того и встретил, — отмахиваюсь я, с твердым намерением вернуться к невидимому барьеру. Просто так такую защиту устанавливать никто бы не стал. Значит, за этой стеной ведьма скрывает действительно что-то ценное, и я непременно узнаю что.
Утром отец будит нас ни свет ни заря и гонит на мельницу. Смотрит на меня сурово, сведя к переносице свои густые темные брови, при этом почти ничего не говорит, не отчитывает за вчерашнее. Ладно, и на этом спасибо. А работу доделать надо, и дураку ясно. Мне, привыкшему к утренним тренировкам, потаскать мешки не составляет особого труда, в то время как голова занята совсем другими мыслями.
Горыныч, наверное, там уже всю мою родню на уши поднял, когда я в бассейн не явился. А батя? Представляю, как он отправляет одного из своих клерков в строгом костюме и неизменно нудной рожей проверить, не скатился ли его единственный сын по наклонной. Ведь он такого обо мне мнения? Да и хрен с ним, пускай побегает. А с Горынычем мы все как-нибудь разрулим. Он у нас мужик мировой, все поймет, главное, чтобы я форму за это время не потерял. Хотя, о какой форме может идти речь, если я вообще оказался не в своем теле, и не понятно, есть ли дорога назад?