Удивляло полное отсутствие животных, даже одноклеточных. Разумных обитателей и следов их деятельности не нашли. И при этом с планеты перехватывались волновые сообщения, имеющие явно искусственное происхождение. Конечно, проверялись растения. «Тест на разум» они не прошли, несмотря на наличие странностей. Каждое дерево в конце жизненного периода давало один плод с крупными семенами внутри. Каждое семя прорастало строго после того, как было освещено должным образом. Остальные вежливо ждали своей очереди. Трудно назвать такой процесс борьбой за существование. Но если это искусственный отбор, то кем он проведен?
Разрешение на освоение диковинной планеты космические агентства не выдавали. Официальные исследования зашли в тупик. И тут один из отечественных магнатов выкупил право исследования и оплатил годовое пребывание на орбите экипажа из пяти человек. Задача: попросту подкараулить братьев по разуму или убедительно доказать их отсутствие. Сумма аванса отбивала желание оспаривать его логику. Вознаграждение обещало небедное существование в течение лет семи после окончания экспедиции.
Я долго жил на Севере, работал в горах, на станциях в океане. Легко сходился с людьми, но тут почувствовал себя в ловушке. Я бы согласился с версией, что спонсор нарочно придумал собрать в одном месте столько ограниченных и алчных людей. Тогда за какие грехи сюда попал я?
Прошло три месяца, а результатов не было и в помине. Я мог предсказать действия и реакцию каждого из членов экипажа. Все надоело до тошноты. Юрий считал ниже своего достоинства бороться за власть и сдал экипаж на растерзание Эллочке. Я же зверел от одного ее вида. Она умела заводить с традиционного утреннего обхода.
– Что за прибор? Давление? Каким способом и как часто оно регистрируется?
– Алла, тебе пересказать институтский курс или достаточно школьного?
На ее кукольном лице с низкой челкой округлялись глаза, и в ответ раздавалась тирада умных слов. Даже нытье бывшей жены казалось музыкой по сравнению с ее лекцией. Против Эллочки я нашел один способ – бойкот. Открывал ей все регистрационные журналы. Она что-то записывала, высокомерным тоном задавала один-два вопроса, я сквозь зубы отвечал.
После Эллочки залетал клоун Миша. Он бегал вокруг меня и размахивал руками:
– Обезьяна крашеная! Она будет указывать мне, как пользоваться микроскопом! Думает, что понимает значение слова «рефлексия». На уровне клетки, представляешь?
Проводив Мишу, я доставал свой тайный дневник и пытался нащупать по записям закономерность между погодными условиями и волновой активностью магнитного поля планеты. К обеду я увлекался, но тут, как зубная боль, появлялась Галина. Она, не снимая белого халата, удобно садилась напротив, а я старался как можно небрежнее засунуть дневник в ящик стола, подальше от внимания глазастой особы.
Галя начинала с эмоционального поглаживания.
– Только у вас могу душу отвести, Никита. Как меня раздражает наш Мишка! Придет, нагавкается, а потом идет хвостом вилять перед Эллочкой. Ненавижу таких людей! Он Юрке на всех стучит, вы в курсе?
– Я прозрачен, мне бояться нечего.
– Ой, не скажите! Я кое-что знаю, только вы меня не выдавайте. Обещаете? В нашем контракте есть хитрая статья о коэффициенте участия. Так вот, он намекает Юрке, чтобы вам его снизили, а ему увеличили. Дескать, вам делать нечего, а он спину не разгибает.
Она насладилась волной моей ярости и решила добавить:
– Наш шеф тайком выпивает. Иногда он в течение суток не выходит, заметили? К себе пускает только Людоедку. Нашел, кому довериться! Помяните мое слово, она все здесь приберет к рукам, мы еще должны останемся.
На поверхность планеты было несколько вылазок. По этому поводу тоже начиналась грызня. Галина ловила в тесных переходах Юрия и страдальческим голосом начинала заученную арию:
– Юрий, я не настаиваю, решения принимаете вы. Если вы берете на себя ответственность за правильность отбора проб, то у меня никаких претензий не будет.
Юрий морщился, искал взглядом, как обойти женщину, искал в словарном запасе, как бы ее назвать. По негласному закону в космосе принято демократичное обращение по именам, а благородный образ нашего химика требовал отчества. Особенно в случае отказа.