И у шатра больного Карла
Бесился бородатый карла,
И пушка, прочищая жерло,
Отхаркнула ядром.
Я думал: разделить бы бред с кем,
Но все в округе стало шведским,
Такие, брат, дела,
Что, шведской тройкой признан лохом,
Я, к шведской стенке пятясь с охом,
Вдруг захотел сходить горохом
От шведского стола.
Но, русского стола отведав,
Забуду разных прочих шведов
До самого конца.
И стану спрашивать сурово,
Что отличает кровь от крова
И кровью налитое слово
От красного словца,
Двенадцатого от Второго,
И карлика от Топорова[14],
И шведа от швеца.
Баллада о петухе
Петух сдавал однажды кросс,
Показывая прыть,
Взбежал он прямо на навоз
И начал оный рыть.
И гусь какой-то произнес:
– Его ведут казнить.
Глагол времен, металла звон —
Не все ли нам равно;
Он жив, а все ж пойдет под нож,
Иного не дано.
Но поднял стон малютка Джон
Жемчужное зерно.
Он голосил что было сил:
– Зачем его казнят?
Казните маленьких ягнят
И сереньких козлят,
Топите слепеньких котят,
Что гадят, где хотят.
Молчит петух, и взгляд потух,
Он позабыл про кросс,
А бедный Джон, что погружен
По темечко в навоз,
Пошел на дно и как зерно
Оттуда не пророс.
Мы все топили, как могли,
Своих подруг и жен,
Ведь может быть любой из нас
Любимой раздражен.
Но не пускайте петуха,
А прите на рожон.
Пусть мир в огне, но если мне
Любимая верна,
С ней заодно уйду на дно
И даже глубже дна,
Туда, где жареный петух
Прошел путем зерна.
II. Шаг в сторону
Мышка
Акрооктавы
Мы осторожно выползли из пред-
Ыдущего без видимых последствий;
Шутили, нанося случайный вред —
Кабину лифта поджигая в детстве.
А судьи кто? За давностию лет
Будь обвинен хотя бы в людоедстве —
Едва ль услышу, что твердят дядья,
Живу – и все, и сам себе судья.
Артист лопаты знает быт лопат,
Лопате ж быт артиста неизвестен.
Активно практикует аллопат
Хотя бы потому, что практик есть он.
Весной ослабевает снегопад —
О нем рассказ особенно уместен.
Свяжи ничем не связанные факты,
Терзай перо, и все равно дурак ты.
Источники, как следует, порой,
Копай всерьез, насколько силы хватит;
Открытия случаются порой:
Морочь людей, пока Кондрат не хватит.
Момент, когда проклюнется герой,
Аорту вдохновеньем перехватит, —
Хорош, да только вопреки ему
Не нужен ты нигде и никому.
Угомонись, отодвигая груз
Любви, надежды, славы (только тихо),
А то они, терзая слух и вкус,
Язвят, как новогодняя шутиха.
Историю наматывай на ус,
Что умирал от скромности и Тихо
(Который Браге) на банкете, в Праге.
Он, кстати, чушью не марал бумаги.
Угомонись, и так уже звенит
Поземка закоулками квартала.
Агония несчастных аонид,
Летящих наискось и как попало,
Отозвалась в бессмысленных на вид
Икринках снега, падающих шало.
Российских муз нерадостный пролет
Артачиться поэту не дает.
Заткнись и пой – врастай в оксюморон,
Будь патриотом – езди в Баден-Баден,
И ангелов ищи среди ворон,
Лады перебирай, но будь неладен,
Останься жить на случай похорон,
Смотри на век, рассчитывая на ден-
Ь (тут мягкий знак торчит на переносе…
)
Глуптеты
Как глупы те, кто глуп, как те, кто глупы,
А также те, кто смотрит сквозь стекло
Какой-нибудь двояковпуклой лупы
И видит: мир туманом облекло,
И всюду трупы.
Как глупы те, кто полон оптимизма,
Вдыхая испарения с реки
И рассуждая: призма, мол, харизма,
И от чего мы больше далеки —
От православья или эллинизма.
Как глупы те, кто, не купаясь, тонет.
Попал в струю – не выбраться из струй.
И кто про что, барахтаясь, долдонит?
А крест и надпись украшают буй:
«Он не был понят».
Как глупы те, кто пьет без передышки
И напрягает почки, печень, пуп.
Но кто сыграет с рюмкой в кошки-мышки
И разольет, не донеся до губ, —
Тот больше глуп.
Как глупы те, кто делает зарядку,
Кто поутру пускается вприсядку,
Вокруг квартала чапает бегом, —
Уж лучше бы, как все, стрелял десятку
И шел опохмеляться с матюгом.
Как глупы те, кто косы с опохмелки,
И у кого белки почти как белки,
Точней, зрачки в белках, как в колесе.
Детали отвратительны и мелки.
Как глупы те… Короче, глупы все.
Как глупы те, кто курит анашу,
Глаза от удовольствия зажмурив.
Верлен любил такого юно-шу.
Но анаша – не лучшее из курев,
И наркоманов я не выношу.
Как глупы те, кто всем подряд дает
Понять, как озабочены моралью
Общественной. Серьезен идиот
И открывает вечно даль за далью,
И пыль над былью облаком встает.
Зачейки
Зачем-зачем? – так Ерофеев
Интуитивно вопрошал,
Когда, страдая от злодеев,
Ступени кровью орошал.
Зачем крутится ветр в овраге
Забора серого позадь,
Когда поэту на бумаге
Все то же можно показать?
Зачем старается философ,
Вопросы задает, дебил,
Когда на суть его вопросов
В «Туннеле» Кафка болт забил?
Зачем крутится ветр в анале?
К чему нам покупать фестал?
Когда бы ветры не воняли,
Никто б и спрашивать не стал.
Зачем крутится ветр в овраге,
О чем ты воешь, ветр ночной,
Когда убоги мы и наги
Пред этой жизнью сволочной?
Лимерики
Большевик из-под города Гродно
Вдруг повел себя антинародно:
Вопреки естеству,
Он примкнул к меньшинству
И по мальчикам ходит свободно.
Гастролер из-под города Вентспилса
Прямо в опере на диксиленд сбился;
Как-то, будучи в Ницце,
Оказался в больнице,
И диагноз такой, что клиент спился.
Черносотенец из-под Рязани
Как-то сделал себе обрезанье,
А дорога еврею,
Всем известно, на рею,
Так с тех пор и висит на бизани.
Лысоватый студент из Казани
Пил швейцарское пиво в Лозанне,
А коллега-грузин
Среди русских осин
Попивал «Хванчкару» с «Мукузани».
Один англичанин из Лидса
Любил хулиганить и злиться.
Не найдя туалет,
Он достал пистолет,
Но ему помешали излиться.