— Красавица, мне нихуя не до игр и театральщины, — устало вздохнул Брок. Баки чувствовал, как на него наваливалась усталость от неизвестности, непонимания происходящего. Брок даже не злился, как еще с час назад, когда прижимал Баки к двери. Запал любовника пропал, стоило Злате снова заговорить о магии, которую Брок ненавидел. — Магия-шмагия, это не для меня. Вон, Барнсу втюхивай.
Баки при этих словах удивленно воззрился сначала на Брока, потом на Злату, давая понять, что он тоже магии не заказывал и, более того, понимает в этом еще меньше Брока. Тот от своей позиции отказываться не собирался, и Баки пришлось показать смирение со своей участью.
— Совсем без магии не получится, — улыбнулась Злата, отпивая из стакана. — Поскольку мы с сестрой немного в курсе про ваш мир, думаю, стоит объясниться нам, ну, то есть, мне. В том месте, которое узнал Барнс, оно, кстати, в двух днях пути отсюда, находится законсервированная военная база, принадлежащая нашим с сестрой врагам. Если провести аналогию, то Технократия и Новый мировой порядок у нас, — это как Гидра у вас. Хочет насадить свои порядки всем и каждому не гнушаясь никакими методами. Только проблема в том, что они заполонили не только политическую арену, где им могут противостоять вампиры. Они хотят все построить под себя. И уничтожить все, что не вписывается в их картину мира. Таких, как моя сестра, по их мнению, нужно просто истребить под корень. Оборотней, которые защищают духовные границы нашего мира, тоже истребить. Таким, как я, или промыть мозги, возможно, даже, как тебе, Барнс, или уничтожить. Этакая Святая инквизиция двадцать первого века.
Злата говорила спокойно, чуть грустно, но на дне ее темно-серых глаз тлело пламя такой ненависти, словно эти враги отняли у нее что-то очень дорогое и важное, а не просто были противниками в борьбе за что-то. Только личное заставляло так спокойно говорить и так ненавидеть. Так тлели глаза Стива, когда он говорил о Гидре, потому что Гидра отняла у него друга, почти брата, Гидра пыталась отнять у него любимую страну, ради которой он совал голову в каждую удобную и не очень петлю. Что эта неведомая Технократия могла отнять у Златы, Баки даже боялся представить, если ее сестра сражалась в этой войне плечом к плечу с ней.
Только Баки было непонятно, зачем им все это рассказывают. Если только Злата хотела предложить им повоевать на их стороне против Технократии и Нового мирового порядка. Не то, чтобы у них был большой выбор в сложившейся ситуации, но, кажется, Злата сказала еще не все, что собиралось, и он снова обратился в слух.
Баки почувствовал какое-то изменение, а потом понял, что это корабль довольно резко поворачивает, и непонимающе посмотрел на Злату.
— Косатка же сказала, что не по пути, а не что “мы туда не пойдем”. Вот мы и поворачиваем. При этой скорости будем на месте через двое суток, плюс-минус пара часов, смотря, какой ветер будет, — спокойно ответила Злата, поигрывая напитком в стакане так, что солнечные зайчики попадали в глаза и Баки и Броку, а сама Злата улыбалась, явно наслаждаясь детской забавой.
Внезапно над столом развернулся голографический экран, на котором застыло изображение входа в базу.
— Знакомо? — уже серьезно спросила Злата у Баки.
Тот вгляделся в тяжелые ворота, ведущие, он точно знал, вниз, глубоко под мерзлую землю. Да, он помнил их, смутно, во сне, но помнил, как в них открывалась неприметная дверь, сейчас невидимая глазу, но она была вон там, совсем рядом с центром. Странно было только наблюдать эту картину ночью. Пирс выходил с ним через эту маленькую дверь только днем, всегда в полдень, и они шли пешком, Пирсу был тяжело, но он шел и шел, пока не встречал человека. Тот всегда оказывался у него на пути внезапно, Баки ни разу не удалось засечь его приближение. Но, уверенный, что это был один и тот же человек, Баки не мог вспомнить и лица, ни голоса, ни разговора, ни обратного пути на базу, где он садился в ненавистное кресло, давая вытравить из памяти то, чего в ней и так не было. Он и место-то вспомнил случайно, словно кто-то недоработал, или просто прошло слишком много времени.
Изображение дрогнуло и появилось движение, словно у кого-то была закреплена налобная камера, потом мигнуло, и теперь оно показывало пространство внутри базы, самый последний уровень. Вокруг все залито кровью, валяются тела людей в белых халатах и незнакомой, но чем-то отдаленно похожей на старковскую, броне, рядом мелькнуло что-то большое, белое, пушистое, а потом в кадре появилась Косатка. Судя по столам и оборудованию это была лаборатория. В кадр, словно кто-то крутил головой, бесцельно, но внимательно осматриваясь, попал резервуар, в котором, опутанный проводами и датчиками, плавал мужчина с длинными волосами. Косатка просто разбила резервуар, а кто-то, чьими глазами смотрели сейчас Брок с Баки, подхватил тело. Без вопросов было ясно, что мужчина мертв.
Следующие кадры были из оружейной, еще какой-то лаборатории другого профиля, зал непонятного назначения, который был Баки очень хорошо знаком, именно этим залом начинался и заканчивался его приход на эту, он был уверен, базу.
— Здесь, — коротко сказал он, а Злата остановила картинку. Как она это делала, было не очень понятно, потому что ни пульта, ни голосовых команд она не отдавала, только играла стаканом, глядя, как свет переливается в янтарной жидкости. Очень сосредоточенно. — Что-то в этом зале.
На экране появился точный план базы поэтажно, где желтым контуром было отмечено нужное помещение.
— Сюда никаких коммуникаций не подходит, вот что странно, — отозвалась Злата, которая явно была не совсем с ними. — И не подходило. Раньше. Дорога знакома?
Картинка на экране снова сменилась, теперь этот некто ехал на квадроцикле в сторону, Баки был уверен, от базы. Эта часть пути была ему хорошо знакома, он видел ее слишком часто, чтобы даже машина могли вытравить ее из памяти навсегда. Но сейчас, глядя чужими глазами, он начинал вспоминать что-то еще, мелкие детали, которые ускользали от него раньше. Словно кто-то смахнул с экрана слой пыли, и картинка стала четче, резче и ярче.
— Но это было сорок лет назад. Я ставила маячки, — Злата перестала походить на отрешенную от мира, а экран погас так же внезапно, как и появился, — но, похоже плохо ставила. Что ты помнишь, Барнс? Мне нужны мельчайшие подробности.
— Я никогда не знал, где находится это место, но мы всегда приходили туда летом, — задумчиво заговорил Баки, окунаясь в обрывочные воспоминания, которые сохранились в его памяти. — Шли от базы, пока нас не встречал человек. Это все. Потом я помню, только как возвращались на базу и меня готовили к обнулению и крио. Через обнуления проскакивают какие-то обрывки, но того человека словно и не было после того, как они встречались. Я помню только это. Тут я ничем не могу помочь.
Злата задумалась о чем-то, перестав играть с жидкостью в стакане, и глядела в ночь, словно выпав из этого мира.
— Если все так, как я думаю, то тебе стирали память не только с помощью машины, — медленно заговорила она. — Именно поэтому ты ничего не помнишь о человеке и о рандеву с ним Пирса. У нас тоже умеют стирать память, только способ более гуманный. Совершенно безболезненно можно стереть память любому. Но только определенный ее период.
Она внимательно смотрела на Баки с Броком, будто ждала какой-то реакции, но Баки остался совершенно спокоен. Внешне. Внутри же у него будто полыхнуло, и сохранить видимость спокойствия оказалось очень сложно. Злата так спокойно говорила о том, что для него несколько десятилетий было кошмаром. Что так тяжело возвращалось к нему, в этом мире, оказывается, стереть еще проще. Он был зол и напуган одновременно, он чувствовал руку Брока, сжимающую его колено, пытающуюся успокоить, но все было тщетно. Непередаваемая смесь эмоций отразилась на подвижном лице Баки. Он хотел что-то спросить, сказать, но слова застряли у него в горле, а от того, как спокойно смотрела на него Злата, его чуть ли не колотило нервной дрожью.
— Но у нас умеют и возвращать воспоминания, — добавила Злата, видя шок Баки от услышанного, да и Брок собирался что-то сказать, но после ее слов смолчал. — Только из нас никто этого делать не умеет.